П Л А Н  «Z»

 

Книга предназначена для узкого

круга читателей, работающих в системе

Минздрава  с зарплатой, эквивалентной 35 у.е.

Если выплатят, конечно…

 

План – это краткое выражение идей, направленных на достижение плановых показателей  (из выступлений делегатов ХУ. Съезда КПСС)

 

Плановое социалистическое хозяйство построено на сознательном отношении к труду каждого его члена   (из газет)

 

Планы партии – планы народа!  (из учебников)

 

«За перевыполнение квартального плана премировать токаря Сахаровича И.И. в размере месячной зарплаты» (из приказа по заводу)

 

При переходе улицы сначала посмотрите налево, а если успеете – направо.

 

ЧАСТЬ 1.  ДУРНАЯ  ГОЛОВА

 

 

ГЛАВА 1.  Необходимость плана, когда зубная щетка недоступна

 

Полковник Лисицын сидел у себя в кабинете на Лубянке и без всякого энтузиазма перебирал листки с оперативными донесениями из разных точек оперативного подчинения и различных агентурных справок, которые в последнее время видоизменились и стали напоминать доносы образца 1937г.

“Как же недалеко мы ушли!” – уныло подумал Лисицын, читая очередное донесение от агента, в котором тот сообщал о том, что к его соседу по лестничной клетке (“И здесь клетка…”- мимоходом отметил про себя полковник) часто приходят иностранцы, “говорят на непонятном языке” (выражение автора донесения), “распивают спиртные напитки и приводят женщин сомнительного поведения”.

“Чего уж тут сомнительного – проститутки они и в Африке проститутки” – опять отметил про себя Лисицын и продолжал читать.

“…в силу низкой звукоизоляции мне через стенку слышны все звуки, издаваемые участниками упомянутой группы, в том числе непристойные выкрики во время оргий, носящих, видимо, половой характер”

“Интересно, а что он имеет в виду? Что оргии исполняются на полу?” – опять мимолетно подумал полковник и автоматически подчеркнул это место карандашом.

“…мне известно, что владелец квартиры № 362 некто Завроди М.М. работает на каком-то предприятии, связанным с оборонными проблемами, так как несколько раз за ним на дом заезжала черная «Волга» с номерами 19-91 РК, а мне известно, что такие номера принадлежат только машинам военных ведомств. Требовалось бы также уточнить, на какие средства упомянутый Завроди М.М. недавно прибрел себе автомашину заграничного производства «Мицубиси-Паджеро», на которой он ездит на вызывающих скоростях…”

“Неплохая формулировка – «на вызывающих скоростях»” – усмехнулся Лисицын, однако про себя разделяя справедливо возникший у автора донесения вопрос насчет «Мицубиси-Паджеро».

“Действительно, откуда у этого Завроди такая машина?” – подумал полковник, поскольку последние годы сознательной жизни сам он ездил на «Жигулях», а до этого – на приспособлении для передвижения, известное как «Москвич 2140». Подумав про это, полковник напротив слов «Мицубиси-Паджеро» поставил большой вопросительный знак. Для владельца автомашины этот знак мог иметь далеко идущие последствия. Вплоть до солнечного Магадана.

Отложив в сторону прочитанное донесение, полковник Лисицын встал и подошел к окну, выходящее на Кузнецкий Мост. В этот сентябрьский день улица была заполнена снующим народом, многие из которых заходили в «сороковой гастроном» – магазин, находящийся прямо под комитетом. Естественно, что там, в нужных местах, были установлены микрофоны для того, чтобы заранее знать о настроениях народа.

Немного вдаль, наискосок, виднелся памятник Воровскому, изогнутому в весьма непонятной позе. Одни, увидев памятник, говорили, что полпред Воровский подглядывает в замочную скважину, другие (эту группу в комитете ставили на негласный учет) утверждали, что Войков в увековеченный в камне момент понял, что его изнасилуют, и заранее приготовился к этому.

“Как же низко пала мораль…” – поморщился Лисицын и отошел от окна. Читать дальше донесения не хотелось, поскольку ничего положительного они содержать не могли, а мерзостное состояние души и так уже стало привычным атрибутом его трудовых и нетрудовых будней.

После того, как нелепо погиб его лучший оперативник майор Зайцев, полковник Лисицын перестал доверять даже собственной жене, часто подглядывая, что она готовит на кухне и иногда даже брал на работу образцы специй из её банок. Однако каждый раз в лаборатории подтверждали, что это совершенно безвредные компоненты.

Тем не менее, помня участь Сережи Зайцева, которого ревнивая жена или её дружок порешили на даче, Максим Исаевич, выезжая на свой садовый участок, всегда брал с собой пистолет, а спать всегда ложился на террасе, дверь на которую открывалась со страшным скрипом. Жене он объяснил, что на террасе воздух всегда свежий, а поскольку та боялась комаров, вопрос с безопасностью ночевки был решен.

Максим Исаевич тяжко вздохнул и взял в руки очередной донос, на этот раз от активного (в буквальном смысле) члена движения «За свободу сексуальных меньшинств».

“В нашем клубе «Голубая пристань» примерно десять дней назад стал появляться подозрительный член: по прикиду – типичный бисексуал, но по лексике явно на него не тянет, в лучшем случае может знать о предмете из литературы. Активно ведет разработку Гарика по кличке «Комар», но тот на его ухаживания не реагирует. Дело в том, что отец Гарика – большой чин в оборонной отрасли и настойчивые приставания этого незнакомца, как я думаю, имеют скрытый смысл, а именно: путем компрометации добыть через Гарика сведения, имеющие секретный характер. На это указывает еще и то, что незнакомец клеится только к Гарику, хотя некоторые наши геи от него тащатся. Я тоже. Жду дальнейших указаний. Прилагаю фото незнакомца, выполненное скрытой камерой. Искренне Ваш, агент Жора.”

“Ф-фу, какая мерзость!” – поморщился Лисицын, прочитав донесение – “С кем приходится работать!”. Еще раз вздохнув, он вытащил из конверта фото и несколько минут вглядывался в него: мерзкая рожа с длинными бакенбардами и крысиными усиками – явный педик. Но почему он клеится только к Гарику? Что это – любовь, или кое-что другое? В этом месте полковник опять поставил большой вопросительный знак и как раз в тот момент, когда под крючком знака он ставил точку раздался звонок внутренней связи от вышестоящего начальства. Это могло означать только то, что его вызывает генерал-лейтенант Волков, который пару месяцев назад отметил свою вторую звездочку на витых погонах.

-Слушаю, полковник Лисицын, - привычно бросил  в трубку Максим Исаевич.

-Здравствуй Максим Исаевич. Волков говорит. Зайди-ка ко мне. Есть интересные данные.

-Слушаюсь. Через пять минут буду…

Лисицын тяжко вздохнул и поднялся с кресла. Такой звонок мог иметь несколько вариантов, но все они могли иметь только одно последствие: увеличение текущей работы.

Генерал-лейтенант Волков был одним из опытнейших руководителей контрразведки. Он начинал еще при заговоре Брежнева против Хрущева, причем к нему, тогда еще старлею, совершенно случайно попали отрывки донесения по блокированию Хрущева в Пицунде. Волкову хватило ума не проболтаться и через несколько месяцев он получил капитана, потом служба пошла плавно, без изгибов.

Некоторые неприятности возникли во время Андроповских чисток внутренних органов, поскольку в указанных органах скопилось немало дурнопахнущих отходов и приходилось разгребать. К тому же в указанных органах тоже имелись честные люди, а, как известно “кадры решают всё”. Пока решали, какие кадры оставить, какие вычистить, Андропов умер и все вернулось на круги своя, то есть на Лубянку.

Повторные неприятности случились в 91-ом, но, к счастью, управление, в котором работал Волков, это не задело. К диссидентам они не имели никакого отношения.

И вот недавно он получил очередное звание. Теперь на его витых погонах блистали две звезды, впрочем китель Волков надевал нечасто. Да и вообще он не любил блеска, предпочитая этому тонкую, кропотливую работу и игру воображения.

“Контрразведчик без воображения – все равно, что безгрудая баба: в полет не зовет” – любил он говаривать в минуты хорошего настроения своим сослуживцам, впрочем тоже не всем. Полковник Лисицын относился к тем, кому он мог говорить и не такое.

-Можно, Николай Иванович? – заглянул в дверь Лисицын.

-Проходи, садись, Максим Исаевич. Как дела? Как здоровьечко?

-Вашими молитвами, Николай Иваныч. Все вроде ничего, только вот радикулит опять начал донимать, язви его…. В прошлый выходной весь день пролежал. И собаку сбоку пристроил. Все равно еще дает под ребра…

-Тебе не собаку, а бабу хорошую надо было сбоку положить – мигом все бы прошло, - захохотал Волков, ему вторил Лисицын. Он любил такие шутки и сам был горазд на них.

Поболтав еще немного по мелочам, Волков вдруг сделал серьезное выражение лица и тихо сказал:

-А вызвал я тебя, Максим Исаич вот по какому делу. На рубежах нашего ближайшего союзника – Белоруссии участились попытки нелегального перехода границы. Что скажешь?

Лисицын недоуменно пожал плечами, потом, словно в раздумьи, ответил:

-Ну-у, что ж тут такого особого? Граница там чисто формальная, в лесу её местами вообще нет, вот и шастают, кому не лень. Контрабандисты, в основном.

-Контрабандисты? – генерал Волком слегка ухмыльнулся, - Контрабандисты…, практически без всякой поклажи, и все клянутся, что заблудились в лесу. К тому же один среди них негр…

Лисицын закашлялся и достал из кармана сигареты. Закурив, он наморщил лоб и попытался улыбнуться:

-Так негру еще легче заблудиться – сливается с окружающей средой!

Генерал Волков внимательно посмотрел на Лисицына:

-Шутим, да? Может тогда объяснишь, почему все задержанные пытались перейти границу в одном и том же месте, а негр прекрасно говорил по-русски и был сильно пьян…

-Что-то логически не вяжется, - подумав, сказал Лисицын, - Не стыкуется…

-Чего у тебя не стыкуется? – уже сердито спросил Волков, - Негр с границей?

-Это тоже требует уточнения, хотя я допускаю, что в Литве могло остаться некоторое количество русскоговорящих негров. Не вяжется то, что негр прекрасно говорил по-русски и при этом был сильно пьян. Это несовместимо. Потом, почему, действительно все переходят в одном месте? И почему с собой поклажи нет? Это действительно интересно…

-Тебе станет еще более интересно, когда узнаешь, что все задержанные пытались пересечь границу примерно в том месте, где был задержан Каменев, подозреваемый в шпионаже. Плюс-минус пятьсот метров. И при этом у каждого задержанного были часы «Коммандос», которые, как ты знаешь, на каждом углу не продают…

-Я на Арбате видел…, - между прочим вставил полковник.

-Я не знаю, что ты видел, может часы, а может фильм, но дело в том, что это специальные часы. Там столько всего встроено! В том числе микросхема, которая, по оценке наших специалистов работает на локацию сигналов. В микроволновом диапазоне. Ну, что скажешь?

-Закладной тайник! – с придыханием проговорил Лисицын.

-Именно! – с триумфальной нотой в голосе произнес Волков, - Наши спецы проверили по своим приборам: схема настроена на сигнал на частоте 99,98 мегагерц!

-Это же закрытые частоты! – нахмурился Лисицын.

-Вот поэтому и интересно, что за этим скрывается. Понимаешь, диапазон действия локатора небольшой – не более километра, поэтому здесь мы ничего не определим. Наши минские коллеги предлагают нам план совместных мероприятий. Надо будет кого-нибудь направить для согласования действий. Кого предлагаешь? – генерал Волков подошел к стенке и открыл дверцу. Судя по зажегшемуся внутри свету Лисицын понял, что Николаю Ивановичу захотелось холодного «Спрайта».

Волков действительно вернулся к столу с запотевшей бутылью «Спрайта» и достал два стакана.

-Так кого предлагаешь? – еще раз спросил он, разливая шипящую жидкость по стаканам.

-А кого тут предложишь? – пожал плечами Лисицын, - Лучшего оперативника у меня угрохали, из остальных можно любого…

-Ты Зайцева имеешь в виду? – тихо спросил Волков.

-Конечно…, - так же тихо ответил Лисицын, - Такого парня, сука, замочила!

-Или она, или её дружок, ещё не выяснили, - поправил его Волков, потом, помолчав, добавил с угрожающими нотками в голосе, - Но выясним обязательно. И тогда я ей, или ему не завидую. У нас, да и за рубежом, происходит ещё очень много несчастных случаев!

-Поскользнулся, упал…, - кивнул головой Лисицын. Потом глубоко затянулся сигаретой и, еще раз пожав плечами, добавил, - Тогда пусть едет майор Окунев, опыта ему не занимать.

-Окунев? – переспросил в задумчивости Волков, - Это который в прошлом году милиционера застрелил?

-Случайно, - кивнул головой Лисицын, - Во время перестрелки с бандитами…

Волков крякнул и некоторое время молча сидел, барабаня пальцами по столу, потом махнул рукой:

-А-а, ладно, пусть он. Нам нужны решительные парни. Готовь ему материалы по «Объекту Х» и «Операции У». Не все, конечно – выдержки. И вот что еще, Максим Исаевич, не совсем по теме: тебе придется сегодня подежурить по управлению.

-Почему я? – обиделся Лисицын, - Сегодня же полковник Барсуков по плану…

-Планы меняются, Максим Исаич. Барсукова час назад увезли на «скорой» - камень из почки пошел. Так что придется тебе. У тебя в кабинете диван то есть?

Лисицын угрюмо покачал головой:

-Диван то есть, только туалетных принадлежностей никаких, даже зубной щетки…

-Купишь «Дирол». Помогает, когда зубная щетка недоступна! – улыбнулся Волков.

-Ага, и упаковку прокладок на всякий случай. Вдруг завтра критический день? – в тон ему пошутил полковник, ощутив при этом непреодолимое желание поставить в холодильник несколько бутылок пива.

-Ладно, иди Максим Исаевич, распоряжения я сделаю, - с улыбкой ответил Волков и потянулся к телефону.

Лисицын молча кивнул и направился к выходу.

 

ГЛАВА 2. Особенности дедуктивного метода в критические дни

 

Майор Григорий Петрович Окунев пришел в понедельник на работу в самом скверном расположении духа: у него после вчерашней встречи с друзьями по высшей школе сильно болела голова и очень пересыхало во рту и, как назло, дежурный ларек по пути на работу не работал, правда и время на часах было только 7 часов утра.

Такие дни майор Окунев называл критическими, при этом он твердо знал, что никакие прокладки ему не помогут и, наоборот, хотелось влажности, причем совершенно в другом месте.

Обычно в такие дни Григорий Петрович старался быстро проскользнуть в свой кабинет, чтобы не попасться на глаза своему начальству, доставал какую-нибудь папку с маловажными материалами и выжидал некоторое время в кабинете, зная, что начальство, как правило, делает первые звонки по телефону утром.

Если звонка не последовало, то можно было с достаточной долей уверенности отлучиться в 40-ой гастроном для закупки необходимых антистрессовых препаратов и леденцов «Холлз», которые великолепно отбивали запах спиртного.

Вообще, майор Окунев был ярым сторонником демократизации в обществе и считал, что ФСБ должно следовать духу времени, то есть снять с себя бремя недоброй славы КГБ.

“Вон, в американских фильмах, как смотришь, там эти Фэ-Бэ-Эровцы и Цэ-Э-Рушники только баб трахают и пиво жрут, а тут сиди у себя в норе и изучай досье на какого-нибудь проходимца, который впоследствии будет тебе по полгода втирать очки насчет того, как он сумел купить иномарку а дачу о двух этажах на свою зарплату”, – с нескрываемым для себя раздражением думал в такие минуты Окунев, тоскливо поглядывая на часы и просчитывая, через сколько времени можно совершить рывок в гастроном.

Григорий Петрович тяжко вздохнул и перелистнул страницу с донесением о незаконной сделке с редкоземельными металлами, осуществленной фирмой «Сантехникум» с нигерийской компанией «Ультрасантех».

“Господи, чего только не воруют!” – с тоской подумал Окунев, прочитав несколько строчек – “Всю страну скоро через унитаз пропустят, через «Сантехникумы» и «Биде-Плюс». Нет, нам еще до демократии далеко… Пивка бы!” – неожиданно закончил он свою мысль.

Мысль о пиве или о чем-либо подобном внезапно, без всякой видимой связи, напомнила ему о том, как несколько лет назад, находясь при исполнении, он совершенно случайно оказался в секторе обстрела между какими-то двумя группировками людей, причем все люди были одеты почти одинаково – в черные кожаные куртки. Когда мимо Окунева пронеслась шальная или не очень пуля, тот понял, что тоже одет в черную куртку, после чего выхватил свой пистолет и стал стрелять по ближайшей группе людей.

Как потом оказалось, ближайшая группа состояла из сотрудников уголовного розыска, а дальняя – из бандитов солнцевской группировки, но попал Окунев все-таки в сотрудника МУРа, а поскольку он всегда стрелял хорошо, то не было ничего удивительного, что он попал и на сей раз, причем почти в десятку.

Бандиты, получив неожиданное подкрепление, сумели скрыться на машине, а доблестные МУР-овцы открыли огонь по Окуневу. Перестрелка продолжалась еще минут пятнадцать, пока прибывший взвод ОМОН не положил всех на асфальт мордой лица вниз.

После выяснения принадлежности стрелков к соперничающим конторам, МУР-овцы обещали Окуневу скорую встречу со всеми вытекающими последствиями, причем они пообещали, что вытекать будет долго и мучительно.

После этого инцидента Окунев, выходя из здания на Лубянке, испытывал неприятное чувство беззащитности, поскольку служебное оружие ему выдавали только при выполнении заданий, а непосредственный шеф Окунева полковник Лисицын с тех пор был приятно удивлен неожиданным рвением майора, который брался за все задания, под которые можно было получить служебное оружие.

Григорий Петрович вспомнил, что тот день тоже был критическим и тяжко вздохнул, поскольку тогда он тоже не успел принять антистрессового средства.

“Если бы тогда попил пивка, глядишь и в бандитов бы попал…”, - подумал Окунев и тяжко вздохнул. На часах было уже почти одиннадцать и он решил подождать еще минут пятнадцать перед решающим броском в 40-ой гастроном. В это время зазвонил телефон внутренней связи.

Окунев издал тихий стон и, внутренне мобилизовавшись, снял трубку:

-Окунев слушает!

В трубке послышался характерный голос полковника Лисицына с не менее характерной для него фразой:

-Григорий Петрович?

-Я, товарищ полковник…

-Зайди-ка ко мне, дело есть…

“Что б тебя, с твоим делом…”, - с тихой грустью подумал Окунев, но ответил с вынужденной бодростью:

-Слушаю, Максим Исаевич. Через три минуты буду.

-Не спотыкнись по дороге…, - полковник Лисицын очень любил вставлять в разговор разного рода ремарки. Он говорил, что неформальное общение с подчиненными положительно влияет на психику, правда никогда не уточнял, на чью.

Когда Окунев вошел в кабинет Лисицына, он сразу понял, что тот вызвал его неспроста и предстоит нечто серьезное: полковник курил сигарету, а судя по плавающему в кабинете дыму, она была далеко не первая.

-Товарищ полковник…, - начал Окунев, но Лисицын, сморщившись, махнул рукой, причем куда-то перед собой. Окунев кивнул и присел на стул у стоящего буквой «Т» столика.

Полковник еще пару минут перелистывал какие-то бумаги, потом вдруг оторвался от них и без всякого вступления спросил:

-Скажи-ка, Григорий Петрович, что ты знаешь о литовских неграх?

Окунев поперхнулся и недоуменно посмотрел на Лисицына:

-О каких неграх, Максим Исаевич?

-О черных! Плохо слышишь, что ли? Я говорю, что ты знаешь про литовских негров?

-А что, есть такая национальность? Я до сих пор слышал только про крымских татар…, ну про косовских албанцев еще…

Лисицын рассмеялся:

-Во-во…. Про татар мы все знаем, недаром двести лет под игом сидели. А вот про негров почти ничего…

-Ну почему!? Негры произошли из Африки, сначала рабами были, потом освобождение получили, живут в Африке и Америке. Теперь живут свободно, даже периодически стреляют друг в друга. Основные языки: английский, французский, португальский, сухаили. Во-от…

-Суха – чего? – переспросил Лисицын.

-Суха – или, - медленно повторил Окунев, - Язык такой. Местный.

-А что знаешь насчет литовского языка? – Лисицын в упор посмотрел на Окунева.

-На литовском языке говорят литовцы, - предположил тот, пожав плечами.

-Я и сам об этом догадывался, - усмехнулся полковник, -А вот есть ли негры, говорящие по-литовски? Как ты думаешь?

-Если они могут говорить на сухаили, то почему не могут по-литовски? – резонно предположил Окунев.

Лисицын молча встал из-за стола и подошел к карте, на которой виднелись очертания бывшего Советского Союза. Он некоторое время смотрел на знакомые очертания, потом вздохнул и повернулся к Окуневу:

-Ты понимаешь какая загадка: через границу нашего стратегического союзника Белоруссии начали вдруг из Литвы шастать какие-то темные личности, прикидывающиеся контрабандистами. Последняя личность была совсем тёмной – это был негр, причем прекрасно говорил по-русски, хотя был пьян!

Окунев судорожно наморщил лоб, пытаясь разобраться в том потоке информации, который обрушил на него полковник Лисицын. С похмелюги это явно не получалось, поэтому Григорий Петрович сделал по возможности умное лицо и спросил:

-А причем здесь литовский язык?

-Это единственное, что тебя удивляет в этой истории? – полковник Лисицын был явно разочарован.

-Ну, нет. Например: почему негр был пьян?

-Ты что, мент в вытрезвителе, что ли? Какая разница?

-Так зачем он пьяный через границу пошел!? – Окунев явно старался показать навыки в дедукции.

-А-а-а! Так здесь тонкий расчет: мол гостил у родственников, перебрал, пошел гулять по лесу, заблудился…

-Очнулся – гипс! – вставил Окунев.

-Вот именно!

-В таком случае, почему негр?

Лисицын щелкнул пальцами и пожал плечами:

-Вот этого я понять не могу. Может быть кто-то из негров в свое время остался в Литве по политическим мотивам?

-А может быть это дитё фестиваля? – предположил Окунев.

-Ты имеешь в виду фестиваль 1957 года?

-Конечно. Тогда у нас тоже появились свои негры. У многих уже внуки есть. И все черные, - Окунев был явно недоволен этим обстоятельством.

-Слушай, это идея. Надо проверить год рождения этого «контрабандиста». Если 1958, то совпадает. Давай иди проверяй. Вот тебе телефон ответственного лица в Минске. Потом доложишь мне. Понял?

-Это-то я понял, Максим Исаевич. Я только не понял в чем здесь все-таки смысл. Ну, переходят границу. Всегда будут переходить. Нам-то что? Не наша же граница…

-Узко мыслишь, Григорий Петрович. Посуди сам: во-первых: через Белоруссию можно спокойно попасть к нам, во-вторых: Белоруссия наш стратегический партнер, в третьих: все нарушители переходили границу практически в одном и том же месте, в четвертых: последний нарушитель негр. По-моему тревожные факты!

-Согласен, - кивнул головой Окунев, ощущая дикую жажду, - Когда доложить?

-Как узнаешь год рождения – сразу ко мне!

-Понял. Разрешите идти?

-Иди. Давай, действуй! – полковник опять встал с кресла и подошел к окну, в то время как Окунев тихо вышел из кабинета.

“Пивка бы!” – мечтательно подумал полковник, глядя на улицу – “Пойду-ка схожу в сороковой!”

У него тоже вчера был критический день.

 

ГЛАВА 3. Отличительные черты литовских негров

 

Возвратившись к себе в кабинет, Окунев тяжко присел в кресло: таких сложных дел у него не было давно.

Это было совсем не то, что пронаблюдать с полгода, а то и дольше, за подозрительным фигурантом из какой-нибудь секретной лаборатории или еще какого-нибудь закрытого заведения (кроме закрытого на обед или по техническим причинам), который вдруг покупал себе вместо подержанных «Жигулей» шикарный «Мицубиси Паджеро» или «Мерседес» и начинает водить к себе девиц, внешность которых не оставляет никаких сомнений в том, что они не работают на фабрике «Большевичка» или даже «Рот в рот», простите «Рот Фронт».

 

В таких случаях все было предельно просто: установив, что сотрудник такого учреждения имеет зарплату, эквивалентную 50 у.е., которую, если повезет, выдают раз в полгода, определялась тематика разработки, к которой он имел или мог иметь отношение, после чего начиналась банальная наружка и прослушка.

Иногда, правда, это давало хорошие результаты и в поле зрения недремлющих органов попадали крупные рыбы, характерной особенностью которых был характерный запах.

Хотя народная мудрость утверждает, что рыба тухнет с головы и от особо крупных рыб, соответственно, должен исходить особенно мощный запах гниения, но, почему-то, от них пахло хорошими духами, кожаной обивкой дорогих автомобилей, хорошими сигаретами и, самое главное, особым запахом типографской краски, присущей банкнотам крупных номиналов, преимущественно американского производства.

Еще одной неповторимой особенностью этих экземпляров являлось то, что, они почти всегда умели уйти, пользуясь мутной водой или мелководьем, в крайнем случае, когда это не удавалось, их глушили с помощью динамита матерые браконьеры. Следственным органам в этом случае доставались только хвосты, иногда головы.

Ну и в самых редких случаях рыбку удавалось все-таки нанизать на кукан и повесить сушиться на солнышко где-нибудь в Колымских краях, но это бывало очень редко.

Сделав такую ретроспективу в прошлое, Окунев еще раз вздохнул и закурил сигарету: с литовскими неграми он еще не сталкивался никогда и на что они клюют не знал.

“Надо рассуждать логически: может ли негр быть литовцем, или, наоборот: может ли литовец быть негром?” – задал себе первый вопрос Окунев и глубоко задумался. Ничего противоречивого ни в том, ни в другом предположении не содержалось, но это не давало никакого ключа к дальнейшей раскрутке цепи последовательностей.

Окунев понял, что у него творческий кризис и, посмотрев наличность в карманах, принял твердое решение идти вниз, в сороковой гастроном.

В одном из коридоров могучего здания на Лубянке Григорий Петрович чуть не столкнулся с идущим в обратном направлении полковником Лисицыным и сделал вид, что заходит в кабинет под условной литерой «М». Судя по легкому шлейфу знакомого аромата, который Окунев никогда не спутал бы с «Орбитом», полковник тоже испытывал трудности в логическом мышлении и спускался за источником вдохновения.

Окунев потянул носом: запах напоминал ему две бутылки пива «Балтика №4» - такой же неповторимый, устойчивый вкус. Понимающе хмыкнув, Окунев устремился вниз по лестнице.

“Свежее дыхание облегчает понимание!” – подумал про себя Григорий Петрович, выходя из подъезда.

На улице стояла приятная сентябрьская погода, которая всегда создавала какое-то необычайное настроение и уже от каждого зависело: оправится ли на работу, послать её на три буквы и поехать купаться или купить пива и воблы и устроиться где-нибудь на лавочке под солнышком. Неплохи также были варианты сходить в баню или пригласить на квартиру девочек, впрочем баню и девочек можно было совместить.

Лично для Окунева наиболее приемлемым был в настоящее время вариант пива с воблой или джина с тоником. Бабы явно могли подождать, хотя и не очень долго. “Cначала негр – потом девочки” – как-то мимолетом подумал Григорий, подходя к отделу, в котором торговали пивом и различными алкоголесодержащими напитками в банках и бутылках.

Окунев был в цивильной одежде, поэтому без лишнего трепета подошел к витрине и для начала взял бутылку пива «Балтийское» - тогда оно было самым модным среди патриотически настроенных слоев населения.

Первые же глотки напитка оказали положительное воздействие на мыслительный процесс майора и он продолжил аналитический обзор полученной сегодня информации.

“Итак: почему же все-таки негр?” – поскреб себя бутылкой по голове майор и постарался сосредототочиться. “А х.. его знает!” – закончил он этот процесс, понимая, что вот так, с налету, с бутылки пива, этот вопрос не решишь. Подумав, Григорий взял еще одну и, отхлебнув глоток, задал себе следующий вопрос: “Почему пьяный негр?”. Это требовало большей концентрации мысли, а шум в магазине этому не способствовал. Григорий допил пиво, не придя к какому-либо выводу.

Он купил с собой пару банок джина с тоником, которые хорошо умещались в его ветровке, и тут увидел, как весьма темный негр покупает бутылку водки «Довгань». Повинуясь каким-то внутренним порывам, а также ввиду неординарности покупки, Григорий внезапно подошел к тому и без всякого вступления спросил:

-Эй, мистер! Ду ю спик по-литовски?

Негр ошарашено отпрянул от него и попытался убежать, но, поскольку продавщица еще не дала сдачу и не упаковала бутылку, он был вынужден остаться и мотнул головой:

-Ноу, моя говорит по-русски. Еще спик инглиш. Литтл.

-А в Литве бывал? – строго спросил Окунев.

-Не-е, - испуганно замотал головой негр, - Моя в Литве не бывай, в Эстонии бывай, в Эмиратах бывай, в Гваделупе бывай, в Литве не бывай. За что, начальник?

-А водку какую пьешь? – вместо ответа спросил Григорий.

-Водку пью хорош. Подделка не пей. Плохо. Голова плохо…

-Русский сколько учишь? – майор был неумолим.

-Я первый год. Учусь. МГУ, - негр попробовал улыбнулся, но у него получалось явно плохо.

Понимая, что зашел в тупик, майор Окунев кивнул на бутылку:

-Много пьешь? Русский язык при этом изучаешь?

-Не-е, начальник. Это на троих. Моя много не пей. Очень вредно. Русский язык изучаем, я, Абдул и Каримэ.

-Это с бабой, что ли? –Григорий ухмыльнулся, - С бабой язык хорошо учится…. Ну а пьете как: аккуратно или стаканами?

-Аккуратно, начальник, стаканами, отшень аккуратно. Так надо, а то Каримэ уйдет в соседнюю комнату к Седалу.

Григорий хихикнул и кивнул:

-На троих – это понятно, это я уважаю. Ладно, иди, изучай нашу культуру!

Негр схватил бутылку и словно растворился в толпе.

В это время Окунев почувствовал, как на его плечо сзади легла чья-то властная рука. Григорий обернулся и увидел за спиной милиционера с мрачной ухмылкой поигрывающей дубинкой:

-К иностранцам пристаёте?… Документики!

Григорий с непередаваемой улыбкой сунул в ответ в физиономию милиционеру свою красную корочку с мечом и щитом:

-Вот что, сержант. Немедленно прочешите весь магазин. Всех подозрительных людей немедленно задерживайте. Особенно обращайте внимание на негров и лиц к ним приравненных. Всё понятно!?

-Понятно, товарищ майор, - сержант сделал глотательное движение, явно не понимая кого к кому приравнивать, - Куда доставлять задержанных?

При этих словах выражение лица у него было примерно такое, когда внезапно у тебя вместо двадцати одного очка оказывается просто очко, причем ничем не прикрытое.

-Ты из какого отделения? Документы! – потребовал Окунев.

Сержант безропотно отдал ему свою книжицу тоже цвета свежей крови.

-Та-ак, сержант Кобылкин. Всех задержанных доставляете в свое отделение, протоколируете, и так далее, кроме рукоприкладства. За это отвечаете лично. Все подозрительные бумаги, вещи, запрещенную литературу, изымаете по переписи. Начальнику я позвоню лично. Как его фамилия?

-Подполковник Савраскин, товарищ майор!

-Хорошо, Кобылкин, выполняйте. И главное: никакого шума. Никто ничего не должен заметить. Оружие не применять. Понятно!?

-Понятно, товарищ майор. Сделаем. Без шума и пыли. Все будет в порядке, даже лучше…

Окунев подозрительно посмотрел на него и потрепал по плечу:

-Ну-ну!

С этими словами майор поднял воротник ветровки и тихо просочился через толпу к выходу.

“Чего это меня понесло?” – с недоумением думал про себя Григорий, подходя к знакомому подъезду, -“К негру зачем-то пристал, про литовский язык спрашивал…. А этого мента вообще чуть в обморок не уронил…”

Тут Григорий Петрович неожиданно рассмеялся и дежурный в подъезде недоуменно посмотрел на него: в этом заведении смеяться было не принято.

“Это меня с пива разобрало… Надо освежиться!” – подумал Окунев, входя в свой кабинет. Он снял ветровку, вытащил из карманов банки с джином и тоником и спрятал их в ящик стола: холодильника, даже небольшого, у него в кабинете не было и это очень удручало.

После этого Григорий Петрович закурил сигарету, открыл окно и попробовал сделать первые логические итоги:

-Итак, первое, - вслух, но негромко, произнес Окунев, - Не является бесспорным фактом то, что негр должен говорить по-литовски.

Здесь он немного подумал, выпустил струю дыма и с глубокомысленным выражением лица закончил мысль:

-С другой стороны, не является бесспорным утверждение, что негр, живущий в Литве, должен хорошо говорить по-русски. И иметь родственников в приграничной зоне.

Здесь Окунев затряс головой, видимо не понимая, при чем здесь родственники, потом все-таки сделал допущение, что у негра в Литве тоже могут быть родственники. Нить размышлений заходила в тупик, причем её все труднее было ухватить за конец (“За чей конец!?” – вдруг подумал Окунев).

Он плюнул и откупорил банку с джином. Несколько глотков этого напитка оказали благотворное влияние на мыслительный процесс и после нескольких минут беззвучного размышления, майор Окунев вдруг резко придвинул к себе лист бумаги и начал писать:

ВЫЯСНИТЬ:

1.  Какого года рождения был задержанный негр? Где родился?

2.  Какой национальности был задержанный негр? (Существуют ли у негров национальности?)

3.  Какой национальности были ранее два задержанных нарушителя и что они имели при себе? На себе?

4.  С каким акцентом (если он был) объяснялись два первых нарушителя? С кем объяснялись?

5.  Были ли пьяны два первых нарушителя и если да, то что пили.

6.  Имели ли два первых нарушителя (с их слов) родственников в приграничной полосе, каких, степень родства, фамилии, места работы и т.д.

7.  Проводились ли очные ставки между всеми нарушителями?

8.  Как ведут себя задержанные? Требуют ли дать им возможность позвонить в Литву или какое другое место?

9.  Пробовали ли с ними говорить по-литовски или по-английски?

   10. Нет ли у них на теле каких-либо приметных знаков,

       характерных для сотрудников спецслужб (скрещенные                           мечи, кости, черепа, голые бабы и т.д.)

   11. Справлял ли кто-нибудь за это время религиозные         обряды, или обращался с такой просьбой? Если справлял, то куда?

 

Написав все вышеизложенное, майор Окунев почувствовал себя крайне удовлетворенным и открыл еще одну банку джина и тоника.

“Все-таки, главное в нашем деле – логика!” – подумал он, удовлетворенно отхлебнув из банки и закуривая очередную сигарету.

Зазвонил телефон, который нарушил плавное и логическое течение его мыслей.

-Да-а…, - недовольно пробурчал Григорий в трубку, - Окунев слушает…

-Слышь, Петрович, - услышал он голос дежурного, капитана Пескарева, - Тут тебе вроде из 88-го отделения милиции звонят. Подполковник Савраскин, говорит…. Соединять?

“Мать его трах-трарарах, нашел-таки…” - с неприязнью подумал Окунев и сплюнул:

-Соединяй…, куда денешься…

Послышался щелчок, потом голос в трубке произнес:

-Товарищ Окунев? Это Савраскин Николай Иванович из 88-го. Мы тут по вашему заданию поработали, двоих задержали. Ну, один наш старый знакомый, на наркоте попался, а вот второй – негр и с очень подозрительной литературой, о которой вы говорили сержанту Кобылкину…

-Ну и что это за литература? – не скрывая иронии в голосе спросил Окунев.

-Да понимаете, называется «Англо-литовский разговорник». Шо-то я про такой не слыхал. Может что-то здесь закодировано?

-Благодарю за службу…, - выдавил из себя Окунев и уронил трубку на рычаги, потом схватил банку с джином.

Она была пуста.

 

ГЛАВА 4. Методы логического построения по принципу обратной связи.

 

Была среда, когда Григорию Петровичу предстояло докладывать соображения полковнику Лисицыну и это его немного тревожило, поскольку докладывать он никогда не любил, а в этот раз особенно, так как докладывать, в общем, было нечего.

Нет, конечно он кое-что сумел узнать, предпринять, проанализировать, но сам чувствовал, что для обстоятельного доклада этого было маловато, а полковник Лисицын любил обстоятельные доклады.

“Что ж, придется выдавать экспромтом…” - вздохнул Окунев, пожав плечами и закуривая сигарету. К этому было не привыкать. Сам полковник Лисицын не раз говорил на оперативных совещаниях или при доверительной беседе, что оперативный работник должен в душе быть немножечко артистом: всегда готов к импровизации.

“Да-а-а” - опять вздохнул про себя Окунев - “Вон Серега Зайцев, уж на что на экспромты был горазд и то…. То он на задании, то на тренировку поехал, то дежурство. Сколько баб перетрахал!” – Григорий мечтательно причмокнул губами.

-Такого мужика замочила, падла! Ну, ничего! У нас руки длинные! У тебя еще будут критические дни! И очень много! – вслух добавил он с неожиданной злостью и, собрав несколько листочков доклада, позвонил полковнику:

-Максим Исаич! Это Окунев. Разрешите зайти?… Есть!

Когда он вошел в кабинет к Лисицыну, тот сосредоточенно изучал какую-то бумажку, причем выражение его лица говорило, что это не доставляет ему никакого удовольствия и даже интереса.

-Вести с полей? – осторожно поинтересовался Григорий Петрович, присаживаясь.

Лисицын глянул на него снизу вверх и нехотя буркнул:

-Ага, только не пойму, чего там сажают. Или кого…

Почитав еще минуты две-три, он отложил бумагу в сторону, закурил свои сигареты «Магна», которые он называл «Магнум», и почти весело посмотрел на Окунева:

-Ну что скажешь, Григорий Петрович? Какие мысли насчет литовских негров или негроидных литовцев?

-Насчет негроидных литовцев вопрос не стоял…, - осторожно поправил полковника Окунева, - Что же касается первого, я бы сказал, подвида, то в результате проведенных оперативно-аналитических действий могу предположить, что в Литве действительно вполне могло осесть некоторое количество темнокожих, так сказать, негров, которые могли ассимилироваться в коренном населении…

-Интересная мысль! – с нескрываемой иронией произнес Лисицын.

-Да-а… Так вот, учитывая этот фактор, можно было бы предположить, что последний нарушитель границы действительно мог очутиться там случайно, под влиянием изрядной дозы спиртного. Можно было бы…. Если бы…, - Окунев сделал намеренную паузу.

-Если бы…, - заинтересованно протянул Лисицын.

-Если бы нарушитель границы совсем не знал литовского языка, за исключением обиходных фраз типа «здравствуй – до свидания»! – с ноткой триумфа закончил Окунев.

-Да ну-у!? – покачал головой Лисицын, причем нельзя было понять, удивлен ли он на самом деле, или опять издевается.

-Да, Максим Исаевич, Иванис Браунис, как он себя сам называет, ничего не понимает по-литовски, когда с ним в Минске беседовал соответствующий специалист. Как это понимать?

-Это тебе надо понимать! – поправил его Лисицын, выпуская струю дыма, - А мне тебя поправлять, если что не так. Понятно?

-Так точно, Максим Исаевич. А понимаю я так, что совсем он не литовец, а нелегал из третьей страны…

-Из третьей, говоришь?… Это хорошо. А если не из третьей, а из четвертой? А если это вообще наш, обрусевший негр, который решил свалить за кордон? Ты, кстати, переговорил с коллегами из Минска?

-Конечно, Максим Исаевич. Майор Козленок сказал мне, что все задержанные не имели при себе никаких документов и в один голос говорили, что заблудились в лесу. А негр, так тот вообще обнаглел: сказал, что пьяного, дескать, в лесу обокрали двое неизвестных, отобрали и паспорт и деньги и сумку, а зовут его Иванис Браунис, хотя приехал из Нигерии. Потом, он ведь шел не из Белоруссии в Литву, а наоборот…

Полковник Лисицын с растерянным выражением лица мотнул головой:

-Это как это так? Приехал из Нигерии, а зовут Браунингом?

-Браунисом…, - деликатно поправил Окунев.

-Да какая разница, мать её…, - поморщился полковник, - Негр – он и с Браунингом негр. И в лесу может заблудиться. И водки выпить…. Ну ладно, что дальше?

-Говорит, что пять лет назад приехал в Литву на обучение в университет, женился на литовке, принял литовское гражданство и литовское имя…

-А как его раньше звали?

-Джоном Брауном, товарищ полковник. По крайней мере, так утверждает. Говорит, что родился недалеко от Найроби в местечке Непадла в 1966 году. Деньги на обучение дал отец – он у него там старостой…

-Ну, понятно, верховный жрец, - кивнул Лисицын, - Ну дальше все понятно: любовь к стране, любовь к народу, просто любовь…. Но почему он, зараза, по-литовски не говорит, а?

Майор Окунев пожал плечами и тоже закурил сигарету. После того, как он выпустил длинную струю дыма, он почесал голову и буркнул:

-Майор Козленок мне об этом ничего не сообщил. Сказал, что ведется следствие, мол остальная информация закрыта…

-Закрыта?…Откроем! – полковник Лисицын решительным жестом шлепнул ладонью по столу и, подойдя к сейфу, открыл дверцу. Покопавшись немного внутри он небрежно подсунул Окуневу две пухленькие папочки-скоросшиватели с надписями «Объект Х» и «Операция У». На обеих папках виднелись строгие и лаконичные, как автомобиль «Роллс-Ройс», надписи: «Строго секретно. Хранить 20 лет». Почему срок определен был в 20 лет никто толком не знал – раньше давали 10 лет без права переписки.

-Так это еще тянется с происшествия по «Объекту Х», - с удивлением переспросил Окунев, - Так вот откуда ноги растут!

-Ну, не знаю, откуда у тебя ноги растут, а вся эта история тянется именно оттуда, причем никто толком не может понять: а что же все-таки произошло, в конце концов. Факт остается фактом: почти все, кто имел дело с этими документами, трагически погибли при невыясненных обстоятельствах!

-Вы меня пугаете, Максим Исаевич! Я хочу по-крайней мере погибнуть при выясненных обстоятельствах, а лучше остаться в живых!

-Ишь, чего захотел! – злорадно улыбнулся Лисицын, - Вот слушай: капитан Дубов – погиб при взрыве неизвестного прибора вместе с подозреваемым фигурантом, капитан Белкин, расследовавший это дело – погиб в результате несчастного случая или провокации (до конца не выяснено). Завлабораторией в Нижнепропильске Гадюкин – умирает от отравления неизвестным ядом, как и лаборант Кружкин вместе с нашим сотрудником Ершовым. Начохраны Шварцман был застрелен недавно на охоте, случайно, конечно. Спецмашина, везшая полученное вещество на полигон внезапно взрывается – пять трупов. Наконец, Сергея Зайцева уже в Москве обнаруживают убитым у себя на садовом участке, одновременно с исчезновением его супруги… Ну-у, как тебе нравится послужной список? – полковник Лисицын, кажется даже был доволен таким количеством трупов.

Майор Окунев в это время делал какие-то лихорадочные подсчеты на бумажке, потом с облегчением выпрямился:

-Тринадцать, товарищ полковник! Точно тринадцать!

-Чего тринадцать? – не понял Лисицын, нахмурясь.

-Тринадцать трупов уже есть! Чертову дюжину миновали. Можно надеяться на более благополучный исход дела.

-Вот ты и надейся, а вообще-то, когда трупы идут десятками, такие суеверия просто неуместны. У генерала Волкова был случай, когда один из перебежчиков семь раз уходил из-под слежки!

-И что? – заинтересованно протянул Окунев.

-Что-что!? Так и ушел. Ладно, иди изучай детали. Через пару дней доложишь соображения. Да смотри, с благополучным исходом не перепутай. Бумага, все же…

-Дас ист фантастишен…, - буркнул Григорий со вздохом и стал собирать бумаги.

-Это ты в смысле чего? – подозрительно посмотрел на него Лисицын.

-Это я в смысле…, - Георгий замялся, подыскивая правильный синоним, - В смысле того, как у нас в присказке: туда-сюда-обратно, тебе и мне приятно…. Песенка такая есть.

-Смотри, допоешься…, - хмуро буркнул Лисицын, - Когда придется докладывать Волкову, то запоешь…, про то, как на почте служил ямщиком. А если еще одно ЧП будет, то придется тебе разучивать русские народные в полном объеме. Да и мне пару куплетов надо будет вспомнить. Типа “… И дорогая не узнает, какой танкиста был конец…”

-Это уж слишком. Про такие вещи надо знать! – ухмыльнулся Окунев, - Можно идти?

-Иди, иди, юморист. Только не забывай, что про меня не будет забывать Волков, а я не буду забывать про тебя. Принцип обратной связи называется. Небось,  в разведшколе проходили?

-Еще как! И обратной, и прямой…. Я ж говорю, туда-сюда-обратно…

-Иди, иди, Окунев, некогда мне здесь с тобой валандаться. Тут такие дела разворачиваются. Сплошные мочиловки, и все на нас спихивают. И куда милиция смотрит! В кино у них там все гладко: этого заломали, этому по морде, этот сознался. А на деле! Того и гляди тебя замочат, или в постели с бабой снимут, не со своей, разумеется…. Такие дела, брат…

-Со своей снимать – кому охота! Я сам наснимаю полный альбом! Кому она только нужна! Совсем за собой не следит!

-Ты уйдешь отсюда, или нет! – вдруг почти серьезно прикрикнул полковник, - Когда мне надо будет на половые темы поговорить, я тебя позову, понял?

-Или паркетчика…, - подмигнул Окунев и быстро пошел к двери, поскольку Лисицын замахнулся на него точилкой для карандашей.

 

 

ГЛАВА 5. Белые халаты и красные вожди в желтом доме

 

Курсы выживания в экстремальных условиях, которые преподавали в школе ЦРУ в штате Вирджиния были конечно высококлассно спланированным учебным заведением, за исключением только одной детали: все предметы давались там в классической интерпретации якобы постсоветской жизни, почерпнутой из периодических изданий, телепередач, различных фильмов, на самом деле имеющих лишь самое приблизительное представление о всей той необъятной глубине процессов, которые пошли с легкой руки (или легкого языка) генсека Горбачева.

В самом деле, разве можно было, находясь в здравом уме и трезвой памяти, или наоборот, поверить в то, например, что начисто разрушенный город можно расчистить за две-три недели, вытащить из-под развалов всех людей, а через год на этом месте будет стоять новый красавец город, который станет новым символом нерушимой дружбы советских народов.

В это время премьер-министр убедительно ходил среди руин, обнимал всех встречавшихся на пути людей и искренне плакал вместе со всеми, кто тоже плакал, а поскольку таких было большинство, то ему приходилось плакать беспрерывно. Во всяком случае, здесь в большевистской выучке трудно было отказать.

Плакать у нас умели везде и всегда (и надо сказать, что поводов к этому подкидывали с завидным постоянством и немерянно), обниматься и целоваться мы тоже могли на уровне лучших мировых стандартов, ордена вешать хорошо получалось, по случаю, а большей частью без оного.

Вот просто вешать мы разучились на рубежах двадцатых годов, но зато приобрели большие навыки в деле ворошиловских стрелков: мишеней было хоть отбавляй.

Словом, все было хорошо в стране советской, да вот только все как-то не так выходит: то один украдет, то второй, то украдут больше, то не то, что заказывали, то чего-то недосыплют, то чего-то перельют.

А в результате: то атомная станция ахнет на весь мир, то город, как карточный домик ляжет, то корабли друг дружку крушат, как в морской бой, то по Москве вместо такси танки катаются: словом, как говорится, жизнь полна неожиданностей, жалко, что после таких неожиданностей все медики страны переходили на усиленный вариант дежурств, а машины скорой помощи не переставали носиться в разные концы необъятной родины.

При всем, при этом, первомайские и другие демонстрации смотрелись все также здорово: проходящий стройными рядами народ с энтузиазмом махал цветами, транспарантами и почему-то обнимал друг друга, на трибуне вожди весело покачивали ручками. Словом: ухни все в одночасье – это все было ничем по сравнению с завоеваниями социализма.

 И целоваться мы все равно не разучились! В этом нам подавал пример верный ленинец и лидер мирового коммунистического движения. И пусть империалисты на это не надеются! Мы еще такой засос сделаем! Все моря обмелеют!

*

 

Обо всем этом с тихой грустью думал, как о своем родном, выстраданном, пациент палаты номер 6, записанный в журнале, как Лев Борисович Каменев, сподвижник Владимира Ильича Ленина, того самого, что лежал на койке в уголке и постоянно старался построить шалаш из матрацев.

Вообще то по документам он проходил как больной по имени Михельсон Владимир Лазаревич, но при этом упорно повторял, что это только псевдоним Ленина, причем ранее нигде не публиковавшийся.

Поначалу, когда Алекса Стоуна (то есть Алексея Каменева) привезли в психиатрическую лечебницу, он использовал весь свой опыт профессионального разведчика и наличие справки о маниакально-депрессивном психозе, чтобы уклониться от прямых допросов контрразведки и это ему практически удалось, поскольку он сразу начал выдавать себя за Льва Борисовича Каменева и в этом был тверд.

Профессор психиатрии из Минска, осматривавший Алекса, задал ему около сотни вопросов, в том числе половину – по истории КПСС и был вынужден согласиться с Каменевым, что мировая революция неизбежна.

Майор контрразведки Козленок, пробовавший подойти к Каменеву с другой стороны, с таким же успехом с этой стороны и вышел: Стоун был непробиваем, как истинный революционер и твердо поддерживал генеральную линию ВКП(б) во главе с близлежащим В.И.Лениным

Владимир Ильич Ленин был человеком тихим и незлобивым. С утра до вечера он кропотливо изучал полное собрание сочинений В.И.Ленина, которое ему с разрешения главврача принесли в палату, и радостно похмыкивал, очевидно тогда, когда написанная мысль казалась особенно удачной.

Иногда он в полном восторге шлепал себя ладонью по коленке и восхищенно восклицал:

-Ай да Ленин, ай да сукин сын! Это ж надо так загнуть: “Cотню особо несогласных повесить, непременно повесить! И все списать на белогвардейцев!”. Как тонко чувствовал момент! Каков умище, едрить его мать, а!

Обычно после этого он еще минут на десять ударялся в восхищенную патетику по поводу прочитанного, после чего закладывал руки за спину и начинал мелкими шажками вымерять пространство палаты под надзором дюжего санитара, который каждый раз говорил своим сослуживцам, что дома он ни телевизор не смотрит, ни в кино не ходит – ему всё заменяет Владимир Ильич.

-Слухайте, ребята, - говорил он неоднократно своим соратникам по белым халатам, - Давайте организуем халтурку и будем водить сюда экскурсии – это ж театр драмы и комедии. Почище, чем по телику показывают!

-А главврач? – резонно вопрошали санбратья, тщетно стараясь скрыть на лицах алчную заинтересованность.

-А мы будем водить, когда он будеть в Минск ездить. Он же туды два раза в неделю обязательно ездить!

-Голова! – загудела белохалатная братва, - Только одного Ленина маловато будет, надо воспитать еще пару-тройку верных соратников – тогда уж точно Немирович от зависти вместе с Данченко помрет! Ха-ха-ха!

Один из санитаров по фамилии Немирович при этих словах подошел к говорившему и показал тому кулак размером с кадушку от кактуса. Говоривший осекся на полуслове и сказал, что он имел в виду только Данченко, а Немировича и вовсе не того.

После этого исторического решения первичной ячейки, названной для краткости ГРИМЭЛ (Группа Реабилитации Истории Маркса-Энгельса-Ленина), стала создаваться актерская труппа, для конспирации называемая «шестой звонок».

Энгельса нашли довольно быстро – какой-то бородатый доходяга из палаты тихопомешанных постоянно выписывал изречения из разных источников библиотечного фонда и потом выдавал их за свои.

Борода у него была почти подходящая и хоть он сильно был похож на еврея из меняльной лавки, в труппу его включили почти сразу.

Сложнее обстояло дело с Марксом, поскольку, где только не рыскали санитары по закоулкам сумасшедшего дома – нигде не сыскался более или менее подходящий персонаж, не принимая даже во внимание возможность отращивания бороды под прикрытием маниакально-депрессивного психоза.

Рассматривались три кандидатуры и на каждой главный санитар делал категорическую ремарку:

-Не верю!!!

Решение пришло неожиданно: как-то раз из местного наркодиспансера позвонила знакомая врачиха и слезливо пожаловалось Васе (главному санитару), что у неё в диспансере опять её старый знакомый – стародавний алкоголик Федя, которого привезли в приступе белой горячки, причем он (Федя) уверяет, что его только что похитили инопланетяне.

Дело было днем, делать было нечего, Вася взял с собой Немировича и поехал в наркодиспансер, предварительно договорившись с врачихой, что с неё пара пузырей.

Когда Вася увидел спеленатого Федю, он уронил слезу, поцеловал врачиху и тихо сказал:

-Наливай!… Вылитый Карла Маркса. И гримировать не надо. Только бородку подравняем…

Через некоторое время палата №6 начала давать первые пробные репетиции: Владимир Ильич требовал отдать землю крестьянам, фабрики – рабочим, а воду – матросам, при этом бесконечно сыпал цитатами типа: “…том шестой, страница сто десятая…”. Карл Маркс с трудом стал выговаривать слово «капитал» и «прибывчивая собственность», правда при этом без конца норовил налить себе из графина.

Хуже всего обстояло дело у Ф.Энгельса, который норовил спереть у Ленина какой-нибудь из томов и выступить потом перед санитарами с пламенной речью. В его поведении все больше и больше стали проступать черты параноидальной шизофрении, а это было присуще другим выдающимся деятелям революционного движения, но не Энгельсу.

И в этом случае решение пришло неожиданно – словно сам Господь Бог благословлял группу энтузиастов на благое дело во имя Отца, Сына и Святаго Духа, причем на совести санитаров было распределить кому что причитается.

Однажды в дурдом позвонили из отделения милиции и попросили забрать у них пациента, который, как они выразились “проходит не по их профилю”.

Как позже выяснилось, некий гражданин, находясь в нетрезвом состоянии, но в еще вполне вменяемой кондиции, залез на пьедестал к Ленину (Владимиру Ильичу), стал целовать его в мраморные уста и кричать на всю округу, что Ленин является автором творений Ф.Энгельса и он, то есть говоривший, являясь внучатым племянником внебрачного деда Энгельса, уступает тому (Ленину) все права на указанные труды и готов самолично подписать все имеющиеся в распоряжении тома сочинений Ф.Энгельса.

После этого короткого, но эмоционального выступления, говоривший вытащил из кармана пальто бутылку, стакан, выпил сам, налил еще по одной и поставил налитый стакан на вытянутую руку вождя мирового пролетариата. Стакан встал, как вкопанный.

В этом положении оратора и сняли с монумента работники милиции вкупе с пожарной командой, но поскольку он продолжал утверждать, что он родственник Ф.Энгельса, то дежурный по отделению счел, что лучше будет позвонить в психушку.

Приехавшие по вызову Вася и Немирович сразу оценили несомненное сходство пациента с оригиналом, особенно, если согнать с лица красноту, подстричь ногти и помыть его в растворе «Сейфгард». Не мешало также отпустить бородку, но это дело было наживное – главное, что этот Эльгик, как прозвали его Вася с Немировичем, умел излагать без бумажки, а это было особенно ценно!

Санитары откозыряли милиционерам, написали расписку о том, что это их пациент и с сиреной умчались в родные психические просторы. Премьера надвигалась с неотвратимой силой.

 

ГЛАВА 6. Вихри враждебные (Паралич Штрюмпеля)

 

После утверждения в роли Энгельса нового пациента, старого перевели на роль проститутки Троцкого, причем Владимир Ильич стал частенько заглядываться на него явно с целью проверки этого тезиса.

Пришлось временно расселить их по разным палатам, где Троцкий познакомился с Бухариным – добродушным лысоватым толстячком – старожилом клиники, который уже не помнил, когда он сюда попал и как его зовут, но утверждал, что всю жизнь выписывал «Известия».

-Советов народных депутатов трудящихся, - неизменно добавлял он, - Пролетарии всех стран – соединяйтесь!

Санитары, наблюдавшие за палатой №5, соседней с палатой №6, утверждали, что Бухарин неоднократно пытался соединиться с уборщицей тётей Дусей, но та останавливала его при помощи единственного инструмента её половой жизни – полового ведра с грязной водой.

На фоне стихийно возникавших сцен из жизни великих деятелей мирового революционного движения, Алекс Стоун, которого задержали на границе под именем Алексея Каменева, через некоторое время, проведенное в клинике, уже почти не сомневался в том, что на самом деле он является Львом Борисовичем Каменевым, сподвижником Ленина по революционной борьбе, правда ни он сам, ни окружающие их санитары, ни даже вовлеченный в бизнес фельдшер так толком и не смог вспомнить, чем именно занимался Каменев и что он из себя представлял.

Единственное, в чем все твердо были уверены – это то, что его расстреляли, как врага народа.

-Будем использовать его в массовках! – решил Вася, понаблюдавший за Каменевым в течение некоторого времени, - В нем чувствуется тонкая, артистическая натура!

Чего-чего, а тонкая славянская душа Васи сразу распознала в Алексе Стоуне представителя интеллигенции, пусть и американской.

Недаром ведь разведка называлась «Интеллиджент Сервис»!

Первое спонтанное представление труппы имело место после того, как в дурдом доставили высокого худого мрачного детину по имени Феликс с крючковатым носом и гуцульскими усами, который угрюмо твердил, что начнет мочить всех вподряд, если ему не дадут кабинет на Лубянке и дивизию гэкачекистов для наведения порядка.

Это заявление было бурно поддержано Лениным.

-Какой матерый человечище! – провозгласил он, после знакомства с Феликсом, - Необходимо самым решительным образом организовать РАБКРИН, Минфин, Комбед, Бедлам, Трансиб, ЦК КПСС!

Феликс после этих слов попытался освободиться от смирительной рубашки, но упал на пол с железным стуком.

Санитары бурно зааплодировали антрепризе и на всякий случай вкололи Феликсу в ягодицу прямо через рубашку успокаивающее. Тот через некоторое время расслабился и в кайфе забормотал что-то про беспризорников.

После того в труппе был полный боекомплект и выступления начались практически без репетиций.

Для начала санитарная группа собрала в желтый дом всех надежных знакомых по 5 долларов с носа, причем строго оговаривалось, что постановка премьерная и следующие сеансы будут стоить дороже. Фотоаппараты приносить не разрешалось, зато можно было приносить с собой пиво.

В этот день творцы мировой революции в отдельно взятой клинике получали доппаек в виде посылок от родственников, а потом смотрели по телевизору последние известия.

Когда Троцкий вынул из холщового мешочка сухари и с удовлетворенным видом стал их хрумкать, Ленин вдруг выхватил у того припасы и вытянув вперед руку в характерном жесте целеуказательного назначения произнес:

-Товарищи! Каждый раз во время еды во рту самым решительным образом нарушается кислотно-щелочной баланс сил мирового пролетариата и мировой буржуазии. Мы, большевики, самым беспощадным образом будем внедрять в массы «Дирол» с ксилитом или с маузером – что больше подойдет к текущему моменту. За дело, товарищи!

После этого Троцкий попытался что-то возразить, но Ленин махнул на него рукой и назвал проституткой, впрочем несколько сухарей отдал.

Феликс с угрюмым видом жевал краковскую колбасу, Маркс что-то яростно оспаривал с Энгельсом, причем было заметно, что Маркс где-то перехватил стакан, поскольку термины «экспроприация», «национализация» и «апробация» шли у него без запинок. Энгельс вяло отбрехивался особенностями национального самосознания.

Алекс Стоун нечеловеческими усилиями пытался сохранить угасающий разум и соглашался со всеми, даже когда Троцкий обозвал его жидовской мордой, а Феликс угрюмо пообещал учинить допрос по третьей степени.

 Долгими темными ночами он лежал без сна на своей панцирной кровати с привинченными ножками и думал о своей далекой родине, где гордо развевается звездно-полосатый флаг, продают чизбургеры и гамбургеры, а самый тяжелый психический больной в худшем случае выдает себя за президента Рузвельта.

После успешно состоявшейся премьеры, группа ГРИМЭЛ стала устраивать уже регулярные представления из цикла «Жизнь замечательных людей», при этом зрители тщательно фильтровались через знакомых во избежание утечки информации, а цена билета подскочила до 10 долларов.

Особенно удачным было четвертое по счету представление, во время которого Маркс дал по морде Энгельсу, когда тот заявил, что, по крайней мере, половина труда под названием «Капитал» написана им, Энгельсом, а Маркс в это время находился в сильнейшем запое.

Ленин не преминул при этом сделать замечание про единство и борьбу противоположностей, а Троцкий призвал немедленно создавать Коминтерн, но на базе МММ.

-Мавроди – это наш, партийный человек, - заявил он, подняв руку кверху с вытянутым указательным пальцем, - Он собирает добровольные пожертвования на нужды партии, при этом пользуется проверенными нами, старыми большевиками, способами пропаганды. Я назначу его своим заместителем. Есть возражения?

Возражения были только у Феликса, который сказал, что поставит Мавроди к стенке. Бухарин категорически высказался против, тут же выдвинув призыв к обогащению всеми возможными способами.

Неплохо выглядела мизансцена, во время которой Ильич настойчиво приглашал к себе в шалаш Каменева-Стоуна якобы для написания апрельских тезисов, на что Алекс твердо возразил, что во имя исторической правды здесь должен присутствовать Зиновьев.

-Где Зиновьев? Где наш товарищ по партии? – капризным голосом провозгласил Ильич, вылезая из шалаша, - Я хочу сделать заявление для съезда!

 Поскольку все в это время уже смотрели по телевизору «Вести», на него никто не обратил внимания и Ленин, обидевшись, уселся к журнальному столику, где лежали его любимые газеты «Правда» и «СПИД-Инфо».

Так прошло несколько удачных представлений и санитары во главе с Васей и Немировичем уже подумывали о расширении труппы, поскольку явно не хватало Зиновьева, Свердлова, Пятакова и Радека, но внезапно партийную ячейку постигла тяжелая утрата: тяжело занемог вождь.

Ильич на протяжении ряда дней страдал отсутствием аппетита, затем у него стали отекать руки и ноги, а потом появились сильнейшие головные боли, которые санитары были вынуждены купировать сильными дозами анальгетиков. Но ничего кардинально не помогало.

Главврач больницы, осмотрев больного, как-то особенно покачал головой и молча удалился, после чего Ильич попросил ручку и тетрадку для того, чтобы, как он заявил, написать письмо к съезду.

Через пару дней в больницу приехала представительный консилиум светил медицины, причем представляющих все области и ответвления современной медицины. В числе приглашенных врачей был представитель тибетской медицины Давай-Лама, а также случайно оказавшийся в Минске доктор-психиатр из США Джонсон с ассистентом Джонсоном (мл.)

Доктора неспешно осмотрели больного, который лежал так тихо, что с первого взгляда его можно было бы уже принять за покойника, посмотрели результаты анализов, один из врачей постукал Ильича резиновой колотушкой по коленке, другой попросил показать язык.

Давай-Лама обошел кровать больного по кругу, несколько раз что-то пробормотал на непонятном языке и потрещал какими-то шариками на веревочках, после чего присоединился к остальным.

-Ну-с, коллеги, - первым прервал затянувшееся молчание главврач больницы, - Каково ваше мнение о диагнозе?

Врач Либерзон (сын врача-вредителя) снял очки, неспешно протер их мягкой тряпочкой, и авторитетно заявил:

-По-моему, налицо все признаки синдрома Дауна…

(При упоминании фамилии Даун один из больных вдруг встрепенулся и сбросил одеяло. Главврач погрозил Каменеву кулаком)

-Позвольте…, на каком основании? – тут же возразил ему другое светило под фамилией Иванов, - Я лично практически не сомневаюсь, что налицо первые признаки болезни Кугельберга-Веландера. Отечность, аппатия…

-Эти признаки присутствуют и в миотонии Томпсена и миопатии Ландузи Де-Жерина! – возбужденно возразил Либерзон.

-Но не в такой форме! – Иванов взял руку Ильича и измерил пульс, - Пульс замедленный!

-Господа! – ненавязчиво возразил четвертый участник симпозиума, доктор Попович, - Вы, по-моему, увлеклись поверхностными проявлениями болезни. Посмотрите на анализы: у него же явная амиотрофия Шарко-Мари, не исключена болезнь Фридрейха и Верднига-Гоффмана.

Главврач больницы при обмене мнениями светил выглядел немного бледноватым, потом вдруг вскинул голову и гордо произнес:

-А что вы думаете про атаксию Мари-Тус и паралич Штрюмпеля, которые вполне вписываются в картину заболевания!?

Окружающие врачи удивленно посмотрели на главврача. Они не ожидали от него таких слов.

-Коллега, - мягко возразил Либерзон, - Вы не вполне позиционируете признаки болезни. Посмотрите на синюшность век, - Это же явный признак синдрома Вильямса Жиля де ла Туретта!

-Извините, коллега! – покачал головой доктор Иванов, - Скорее речь идет о синдроме де Ланге или Мартина-Белла!

Больной издал тихий звук и упал в обморок, если это было возможно, лежа в постели.

-Санитары! – закричал главврач, - Санитары! Быстро укол!

-Вот видите коллеги, - удовлетворенно улыбнулся доктор Попович, - Такие обмороки часто случаются при синдроме Сотоса, сопровождающий отек Квинке! Я уж не говорю про альвеолярную пиорею!

-У больной простой сифилис, однако, - тихо заметил Давай-Лама, посмотрев на руки Михельсона-Ленина.

Возникла тяжелая пауза, сопровождающаяся пыхтением санитаров, приводящих Ильича в чувство и нестройными выкриками товарищей по партии.

В пылу дискуссии никто не обратил внимания на то, что больной Каменев умудрился тихо подобраться к приглашенному доктору Джонсону и тихо спросил у того:

-Ар ю фром Америка?*

Джонсон медленно повернул голову, посмотрел на Стоуна и тихо ответил:

-Иес. Ай эм эн амэрикэн докта, Джонсон бай нейм. Ар ю Алекс Стоун?**

-Ес, итс ми. Тэйк ми аут оф хиа*** - почти беззвучно прошептал Алекс и по его щекам потекли слезы.

 

ГЛАВА 7. Не оставайся неполитым!

 

Полковник Дриллер в последнее время постоянно находился в подавленном настроении и даже перестал обращать внимание на секретаршу.

Таких провалов за свою долгую карьеру кадрового разведчика он не припоминал: четыре провалившихся агента за какие-то неполных три месяца! Пусть три из них были простыми «носильщиками», как звали в Конторе малоквалифицированных агентов, но тем не менее в отчетах фигурировало 4 агента и внятно объяснить это шефу – бригадному генералу Дауну было непросто.

-Я просто поражен Джордж, дружище, - выговаривал генерал Даун на очередном совещании по российскому сектору, - Что у тебя творится на твоем полигоне? Чему там учат людей, фак их мазер?**** Четыре провала за 3 месяца! Когда это было в последний раз?

-Последний раз подобные провалы отмечались в 1976 году в Мозамбике. Там замочили пятерых наших агентов, как потом оказалось, по наводке сторожа нашего посольства – скрытого агента Мозамбикского фронта национального спасения. Мы его закопали…, в садике перед посольством.

-Shit!***** – буркнул генерал Даун и налил себе виски, потом налил и полковнику. Затянувшись сигаретой «Davidoff» (понимание приходит с опытом!) он некоторое

 

* Братан, ты из Америки? (англ.)

** Ага, под доктора работаю. Кликуха Джонсон–и-Джонсон. А ты не Стоун, случаем? (англ.)

*** Угадал. Давай, браток, вытаскивай меня с кичи (англ.)

**** Непереводимая игра слов. Приближенно означает: «Лишу премии за квартал»

***** Непереводимая игра слов. Очень приближенно означает: «Черт побери!»

время молча рассматривал карту бывшего Советского Союза, висевшую напротив, затем повернулся к Дриллеру:

-Джордж, дружище, так как же все это произошло? Расскажи ка с самого начала еще раз…

-Сэр, все происходило строго по плану “Лаборатория”. Как вы помните, мы провели тщательную селекцию возможных кандидатур на нелегальный засыл в Россию и из всех претендентов был выбран Алекс Стоун, в то время сотрудник аналитического отдела…

-А почему именно Стоун? – опять буркнул генерал.

-Он прекрасно знал эту таинственную страну и загадочные русские души. Стоун неоднократно бывал еще в СССР, общался с различным кругом людей, изучил их привычки, потом у него большой опыт в промышленном шпионаже, а это был как раз случай из этой серии. Алекс добровольно дал согласие на операцию и на 5 месяцев был помещен на объект “Полигон”, где с успехом прошел все стадии подготовки…

-А как насчет алкоголенагрузочных испытаний? – генерал хитро прищурился.

-Ну, вы знаете, что по этой дисциплине у нас никто «пятерок» не получал. У Стоуна была твердая «четверка»…

-Насколько я знаю, для условий России даже твердая четверка весьма жидковата, - чуть улыбнулся генерал своему каламбуру.

-Сэр, а где взять кандидата на «пятерку»? – развел руками Дриллер, - Для этого надо посылать кого-нибудь из эмигрантов, а они у нас все в инструкторах, да и мало у кого в России не осталось грешков сроком лет на десять по меньшей мере. Приходится выбирать из того, что мы имеем, а Стоун был одним из лучших!

-Ладно, - слегка махнул рукой генерал Даун, - Теперь о провале. Ваше мнение о причинах провала Стоуна?

-Ошибка наших агентов под прикрытием в Москве: они выписали Стоуну заграничный паспорт под той же фамилией, под которой он пересекал границу в Белоруссии – Стоун. По правилам конспирации, обратный переход он должен был проходить под другой фамилией. Не исключена и случайность…

-Какого рода? – поднял бровь генерал.

-Ну, например, случайное задержание погранслужбой…

-Такое тоже случается?

-Не исключено. Могли случайно наткнуться на него во время попытки пересечения…

-Какая на этот случай легенда?

-Заблудился в погранзоне, собирая грибы. Был пьян, ничего не помнит. На крайний случай есть справка из психдиспансера.

-То есть? – генерал пыхнул сигаретным дымом.

-Справка о том, что у него «маниакально-депрессивный психоз в вялотекущей форме». Из диспансера по месту прежнего проживания. Проверить невозможно. Болезнь не поддается диагностике и лечению, - Дриллер улыбнулся и развел руками.

-Ладно, валяй дальше. По повторным засылам. Что с ними?

-После того, как стало ясно, что по каким-то причинам Алекс заложил пакет с радиомаяком на территории Белоруссии, причем в непосредственной близости от границы, согласно директивам операции были направлены два агента из низшей квалификационной группы с единственным заданием: обнаружить место закладки тайника, при возможности извлечь пакет и обратно пересечь границу. Всё. Оба после этого на связь не вышли. Никаких официальных заявлений по данным случаям со стороны Белоруссии, или еще какого-либо государства не поступало. С резким протестом, правда, выступила Монголия, но как оказалось, на её территорию случайно попал пограннаряд России. Все в пьяном состоянии, включая водителя вездехода.

-Ну-у, это к делу не относится, - поморщился генерал, - Давай про Джона.

-Последним человеком, который мог совершенно свободно разговаривать по-русски и при этом пить каждый день оказался Джон Браун, наш бывший оперработник, до засыла работал на полигоне в качестве проверяющего.

-По какому предмету?

-«Контакты с муниципальными служащими». Работал как сантехник Василий. На нем сыпались многие курсанты. Стоун прошел аттестацию на «пятерку».

-О’кей, - поморщился генерал, - Твои дальнейшие действия?

-Не исключено, что Стоун, а именно о нем нам следует побеспокоиться в первую очередь, сейчас находится в одной из психбольниц Минска, либо других крупных районных лечебниц такого рода, - Дриллер налил себе в стакан «Спрайт» и внезапно рассмеялся. Генерал недоуменно посмотрел на него:

-Не понимаю тебя, Джордж. Что здесь смешного?

-Вы знаете, как русские называют этот напиток?

-Нет, а что, как-то по другому?

-Да, название длинное какое-то. Сейчас, попробую перевести на английский: «Имидж – ничего, очень хочется пить!»

-Странное название…, - пожал плечами генерал.

-У него есть еще одно, - добавил Дриллер и засмеялся, не удержавшись.

-Такое же странное?

-Еще более. На английский это переводится примерно так: «Не позволяй себе остаться неполитым».

Генерал Даун сделал непередаваемо недоуменное выражение лица и в течение минуты с тоскою рассматривал Дриллера

-Я не понимаю этих русских, - наконец выдавил он из себя и в отчаянии потушил сигарету, - Что за идиотские фантазии!

-На таких идиотских фантазиях сыплются наши агенты, - тихо заметил Дриллер, - Они не могут адекватно воспринимать русский образ мышления. Другой менталитет.

-Это уж точно, - скрипнул зубами Даун и, подойдя к стенному шкафу, вытащил оттуда бутылку виски «Бразерс Чиверс», - По их менталитету виски можно пить стаканами. И без содовой!

-И не пьянеть при этом, - добавил полковник Дриллер, наблюдая, как генерал налил в конические стаканы по 100 грамм.

“По нашему - это двойная доза, по русски – не дразни желудок” – автоматически отметил про себя полковник.

-Ладно, Джордж, дружище, - вяло махнул рукой генерал, - Давай закончим с Джоном Брауном. Почему ты все-таки послал его, ведь он все-таки негр?

-Ну, во-первых, как я уже говорил, он блестяще владеет русским языком и может пить почти каждый день, что для условий России и Белоруссии особенно ценно, - Дриллер отпил виски и продолжил, - Во-вторых задача у Брауна была предельно проста: засечь маяк и извлечь содержимое тайника. Ну, и в-третьих, как писала местная пресса, на границе Белоруссии с Польшей стали отлавливать эфиопов и прочих афганцев, бегущих, естественно в сторону Польши. Я подумал, что негр, бегущий из Литвы в Белоруссию не будет более необычен. К тому же у него с собой был студенческий билет института дружбы народов имени Патриса Лулумбы.

-Интересно. Что это за институт, Джордж? Что там делают?… А Патриса Лулумбу я знаю еще по Конго. Живучий был, хоть и в очках. Контрольный выстрел я сам делал…

-Институт находится в Москве. Что там официально изучают сказать трудно, но основной предмет там – наркотики. В разных видах. Естественно, что распространители – темнокожие, как и у нас.

Генерал Даун горестно покачал головой, допивая свою порцию виски. Он вспомнил, как десять лет назад его сын начал увлекаться наркотой и генералу пришлось подключить пару своих сотрудников для выяснения источника снабжения.

Им оказался темнокожий владелец конторы ритуальных услуг с характерной фамилией Блэк. На следующий день после того, как генералу доложили об этом, владелец лавки куда-то исчез, причем не оставив никаких следов. Полиция тщетно несколько дней прорабатывала связи, пока один из служащих конторы не обратил внимание на странный запах, исходящий из одного из гробов элитного класса.

Прибывшая полиция обнаружила Блэка в слегка протухшем состоянии и дыркой в затылке от 9-миллимитревого пистолета. На груди у подванивающего покойника лежала карта – крестовый король. “Мафия сводит счеты” – справедливо решили прибывшие полицейские и закрыли дело за неимением других улик.

Когда через несколько дней другого торговца наркотиками нашли прикованным к водопроводной трубе с прикрепленными к телу электрическими проводами, заканчивавшимися изящной штепсельной вилкой, у полиции уже не оставалось никаких сомнений в том, что наркоторговцы что-то не поделили между собой.

Сын генерала Дауна бросил употреблять наркотики только тогда, когда счет покойников перевалил на второй десяток: стало страшновато.

Два сотрудника генерала Дауна получили  повышение по службе и на пару недель были отправлены на специальное задание в Рио-Де-Жанейро во время проведения карнавала. После возвращения оттуда оба выглядели на редкость хорошо и источали остатки латиноамериканской экзотики.

Одному правда пришлось пройти кратковременный курс лечения от гонореи, но об этом знал только генерал Даун и доктор Джонсон, на которого можно было положиться, как на самого себя.

Еще раз вспомнив это и еще раз вздохнув, генерал встряхнулся и улыбнулся Дриллеру:

-Да Джордж, дружище, я тебя понимаю. Наркотики – страшная вещь!

Дриллер недоуменно посмотрел на Дауна, но ничего говорить не стал. “Стареет” – подумал он про генерала.

-Итак, что ты думаешь предпринять? – неожиданно вернулся к теме тот, когда Дриллер допивал виски.

Тот успел сделать глотательное движение и слегка сиплым голосом выдавил:

-Я просил бы разрешения послать в Белоруссию «Доктора». Там как раз намечается что-то вроде съезда «Врачи мира – за мир».

-Ты имеешь в виду Джонсона? – генерал изящно изогнул бровь.

-Да сэр. Джонсона и Джонсона. Младшего. Возможно им удастся что-либо узнать про Стоуна.

-Официальная миссия? – генерал изогнул дугой другую бровь.

-Естественно. Только под официальным прикрытием. Если будет пятый провал, мне придется застрелиться.

-Нет! На это я пойти не могу! – взволновался неожиданно генерал, - Я подумаю насчет Джонсона, и Джонсона. Когда съезд врачей?

-Через две недели, сэр. Так что…

-Хорошо, Джордж. Завтра я переговорю с Джонсоном. И завтра сообщу тебе. О’кей?

-Обей, - кивнул Дриллер и встал с кресла.

 

ГЛАВА 8. Firma venikoff ne viazhet!

 

-Таким образом, Максим Исаевич, мне представляется вполне правдоподобной версия о том, что Иванис Браунис, он же Джон Браун, и остальные двое связаны между собой одной и той же задачей, а именно: извлечением каких-то материалов из не вполне известного места. Каменев в этом звене играет ключевую роль, его надо во что бы то ни стало “расколоть”, - закончил свой короткий доклад полковнику Лисицыну майор Окунев.

Полковник еще некоторое время продолжал машинально качать головой, потом резко встал из-за стола и подошел к окну, выходящему на Лубянку.

-Думаешь, ЦРУ? – коротко бросил он Окуневу.

Тот неопределенно пожал плечами:

-Скорее всего…. Хотя негры водятся и в Англии и во Франции. Но, судя по дерзости и нахальству – это ЦРУ.

-Ты связался с Нижнепропильским отделением?

-Конечно. Я разговаривал с подполковником Дроздовым. Именно он вместе с Зайцевым осуществлял руководство по «Операции У». Он сообщил мне, что ушедший из-под наблюдения резидент был мастерски дезинформирован их сотрудником неким Зиновьевым, который блестяще косил под алкаша.

-Что за выражения…, - поморщился полковник, - Говори по уставу!

-Виноват. Который работал под легендой местного алкоголика по кличке «Фидель».

-Какой, к черту, легенде! – усмехнулся Лисицын, - Фидель и в самом деле закоренелый алкаш. Его только немного подлечили, чтобы совсем не спился. Кстати, его наградили почетной грамотой и премией!

-Еще бы! Одного агента упоил до полусмерти, другому подсунул «дезу». Смешно сказать: резидент поволок с собой секрет стирального порошка под условным названием «Дуся». Я представляю, как вытянутся у них морды, когда формула будет прочитана!

Полковник язвительно засмеялся:

-Да, уж. Ловко мы их объе…, хм, дезинформировали…. Да еще параллельно перевербовали профессионала из Пекина. Это тоже не ху… не худо, надо сказать! – полковник явно был немного возбужден. Он прошелся вокруг стола и без видимой надобности переложил с места на место несколько бумажек.

-Ну ладно, твои соображения по дальнейшему ведению дела? – спросил Лисицын.

-Надо ехать в Белоруссию, Максим Исаевич. Изучить на месте обстановку. Побеседовать с задержанными. Наконец, надо определить место закладки тайника и, по возможности, оборудовать его следящей аппаратурой. Там можно столько еще на живца половить! – Окунев мечтательно покачал головой.

-Зря ты так думаешь, - сурово поправил его Лисицын, - ЦРУ-шники тоже не дураки. Три провала на одном месте – кто же пойдет на такой риск еще?! Скорее всего, они изменят план. Нам тоже надо определиться по плану.

-Давайте назовем его «Z», - предложил Окунев, - План «Z»! Звучит, а!?

-Почему «Z»? – тихо спросил полковник.

-В честь Зайцева. Хороший был мужик!

Полковник некоторое время помолчал, потом кивнул:

-Согласен. Пускай будет «Z». Учти только, что никаких планов «О» быть не должно!

-А почему «О»? – недоуменно посмотрел на Лисицына Григорий Петрович.

-Потому что твоя фамилия Окунев, - ухмыльнулся тот, - Завтра доложишь подробности плана, а я пока обговорю  все ньюансы с Волковым. Свободен.

-Есть, - тихо проговорил Григорий и с тяжелым чувством вышел из кабинета.

 

¨

Штатный сотрудник ЦРУ доктор Джонсон состоял в «конторе» на особом положении.

С одной стороны все знали, что он действительно доктор медицины и даже имеет какие-то научные труды, которые, правда, никто не читал, ввиду их полной недоступности пониманию.

Полковник Дриллер вспомнил как-то, что случайно наткнулся на одну из его научных брошюр под названием «Пограничные состояния полиневроидного типа у больных анахроидитом при обострениях кастедериса», после чего два дня не мог заснуть без снотворного.

Ходили слухи, что Джонсон не только врачует и пишет книжки, но что он также принимал участие в очень деликатных миссиях по устранению некоторых неугодных фигур, а также в допросах подозреваемых с применением различных медикаментозных средств, которые не продавались в аптеках.

Все это навевало на доктора Джонсона ореол таинственности и жутковатости, хотя по внешнему виду он больше всего походил на рядового бухгалтера из конторы типа «Вторметснабсбыт», в крайнем случае – на депутата Госдумы от фракции «Трудовая Россия».

В тот день, когда ему позвонил генерал Даун, Джонсон как раз заканчивал компьютерную правку своего нового труда под названием «Мозжечковая патология при параноидальных явлениях связанных с делириум тременс». Он рассчитывал, что этот труд войдет в историю, правда еще точно не знал в какую.

Предложение генерала Дауна о командировке в Белоруссию на конгресс и одновременно на поиски Алекса Стоуна он встретил с энтузиазмом, так как справедливо полагал, что там, в Белоруссии, он наберет много материала по случаям, связанным с «делириум тременс», а это очень помогло бы его книге.

-Сэр, вы полагаете, что я каким-то образом смогу разыскать Стоуна? – был его единственный вопрос, заданный Дауну.

-Вы ведь знаете русский язык? – в свою очередь спросил тот.

-Да, и весьма прилично. Недавно на русском читал монографию профессора Павлова: очень талантливо написано!

-Вот и прекрасно. Там, на месте вы наверняка сможете каким-то образом попросить местных врачей организовать нечто вроде выездного дня. Для консенсуса…

-Вы имеете в виду консилиум? – вежливо поправил доктор Джонсон.

-Да какая разница…. Главное – выехать в одну из центральных психбольниц. Если повезет, можно будет найти Стоуна сразу, если нет – пронюхать что-нибудь у врачей, в крайнем случае, дать взятку: после этого, как правило, удается почти все. Решения доверяю принимать по обстановке.

-Тогда мой агентурный номер должен начинаться с двух нулей…, - улыбнулся доктор.

-У вас будут нули. На зеленых бумажках. Очень много. Но начинаться они будут с «1». Между прочим, Боб, у русских бандитов номера машин начинаются как раз с двух нулей!

-И их полиция знает об этом?

-Хм, конечно! Сразу видно, с кого можно содрать взятку, а бандиты знают сколько кому надо заплатить, чтобы плевать на все правила и законы. Очень удобно…, - генерал щелкнул зажигалкой, прикуривая сигарету, - Итак, Боб, приглашение на симпозиум мы организуем, с визой вопрос утрясем, нужно только твое принципиальное согласие.

-Оплата будет проводиться по повышенному тарифу? – в задумчивости спросил доктор.

-По категории «А», - кивнул Даун, - Для стран с повышенным риском случайной гибели…

-Это, в каком смысле? – встрепенулся доктор.

-В смысле несчастного случая. Пожар, наводнение, землетрясение, извержение вулкана, цунами, падение самолета, публичные беспорядки с жертвами, случайная пуля, ну и т.д., - генерал вежливо улыбнулся.

-Странно. Я всегда считал, что в Белоруссии не могут быть цунами, а тем более – извержение вулкана. Там очень сильно изменился климат?

-Это к примеру, - еще раз улыбнулся генерал, - Вам больше подходит вариант публичных беспорядков и случайной пули.

-Ну, это я переживу. Ладно Джордж, я согласен. Готовьте документы и дайте материалы по предварительным этапам операции. Мне надо знать, кто еще в неё вовлечен, мера осведомленности, пароли, условные места встреч, ну и так далее. Я буду у себя.

-А ты не совсем потерял навыки оперативной работы, дружище, - улыбнулся Даун, - все помнишь по пунктам. Да-а, ветераны не стареют!

-Мне после работы в СССР в период перестройки уже ничего не страшно, - улыбнулся Джонсон и встал с кресла.

-Не забудь оформить документы на моего помощника Джонсона. Каждый крупный ученый должен иметь ассистента!

-Конечно, Боб. Фирма веников не вяжет!

Последнюю фразу генерал попытался сказать на русском, потому что по-английски синонимов не было. Судя по тому, что Джонсон рассмеялся, фраза не совсем удалась.

 

ГЛАВА 9. Я к тебе прилетаю, Беловежская Пуща!

 

-Опять в командировку собираешься? – грустным голосом спросила жена Окунева, Ольга.

-Да, дорогая, - вздохнул Григорий, - Работа такая. Дан приказ: ему на запад…

“Господи, наконец то на несколько дней оторвусь от этой ведьмы!” – подумал про себя он.

-Что ж у твоего начальника других работников нет? – вздохнула Ольга, подавая мужу свежую рубашку.

“Ура! Наконец то это чудовище на несколько дней  перестанет отравлять мое существование. Надо будет позвонить Витюше!” - незаметно улыбнулась она.

-Работники есть, но хороших работников мало, - Григорий сделал многозначительную паузу, - На ответственное задание кого попало не пошлют, сама понимаешь…

“Давно в Белоруссии не был. Там такие бабы! И водка хорошая!” – чтобы скрыть довольное выражение лица Григорий закашлялся.

-А что, что-то опасное? – почти с искренней озабоченностью спросила жена.

-Рассказывать не могу, сама должна понять. Просто кто-то, кое-где у нас порой…. Ну, в общем, понимаешь…

-Ты уж там поосторожней! Заграница, как-никак!

“Подольше бы там посидел. Давно я не испытывала большого, сильного чувства” – вспомнив про чистую любовь, у Ольги затуманился взор.

-Наша служба, понимаешь, и опасна и трудна. И на первый взгляд она не видна, а на второй уже времени нет. Главное не на курок давить, а головой думать, - Григорий постучал себя по лбу. Задребезжало стекло в окне.

-Ладно, любовь моя. Пора. Присядем на дорожку…

Посидев несколько секунд, Григорий встал, взял свой походный чемоданчик, проверил пистолет под мышкой и грустно-торжественно сказал:

-Пора…. Ты уж тут не очень скучай. Читай побольше. С подругами полялякай. В квартире приберись. В общем, жди меня, и я вернусь…

Когда закрылась дверь, Ольга закурила сигарету, налила себе немного коньяка и стала набирать знакомый номер телефона.

Когда на том конце провода ответили, Ольга ласково промурлыкала:

-Это ты, пупсик? Угадай, какой сюрприз я тебе приготовила!… Нет,…нет. Ладно, не буду тебя томить: мой крокодил уехал в командировку. Дней на семь. Да, да. Так что сегодня вечером тебя жду. Целую.

Она положила трубку и мечтательно улыбнулась.

*

Майор Окунев долго не мог заснуть, ворочаясь на полке скорого поезда Москва-Минск. В голову лезли какие-то непонятные мысли, на которые приходили такие же непонятные ответы.

“Что скрывается за личностью Каменева? Матерый шпион, или случайный человек? Почему он пересекал границу почти в одном и том же месте? Почему он был пьян и в ту и в другую сторону? Зачем у него была справка из психдиспансера?” – думал Григорий, уставившись в потолок купе.

Под стук колес в голову лезли какие то совершенно неподходящие мысли.

Женский голос настойчиво советовал пользоваться прокладками «Кэр Фри», при этом мысленно майор Окунев видел, как у этих прокладок стремительно вырастают крылышки, затем они все собираются в стаю и треугольным клином летят навстречу куриным окорочкам.

Мужской голос, под сопровождение наливающегося в стакан подсолнечного масла, советовал никому не верить, кроме своей жажды и плевать на имидж, как таковой.

“Кто такой Имидж?” - в раздражении думал Окунев – “Вроде, по документам не проходил…”

Заснул Григорий почему-то именно тогда, когда какой-то надоедливый человек в белом халате настойчиво пытался постучать по его зубу жутковатым металлическим крючком с каким-то набалдашником на конце, постоянно при этом приговаривая:

“Эври тайм ю ит, эври тайм ю ит, эври тайм….”

Проснувшись утром от стука проводницы в дверь, Григорий лихорадочно ощупал свои зубы – ему казалось, что их долбят отбойным молотком.

-Вставайте, паспортный контроль, - механическим голосом проговорила проводница и пошла стучать дальше.

“Как у нас любят стучать…” – мимоходом подумал Григорий, подготавливая документы для проверки, в том числе специальное сопроводительное письмо, полученное по факсу из КГБ Белоруссии.

Пожалуй, это была одна из самых результативных составляющих сотрудничества России и Белоруссии.

Майор Козленок, встречавший Окунева на перроне, был совершенно непохож на чекиста, по крайней мере, с первого взгляда. Со второго взгляда его можно было принять за секретаря райкома: серый плащ, под ним строгий черный костюм, белая рубашка с галстуком.

-День добрый, Григорий Петрович. С прибытием! – улыбнулся он сходящему на перрон Окуневу.

-Здравствуйте, Петр Данилович. А как вы меня узнали? – пожал руку Козленку Окунев.

-Да как же вас не узнать? – усмехнулся Козленок, - С таким чемоданчиком я сам все время выезжаю, когда командировка. Трусы, носки, майка, теплый свитер, туалетные принадлежности, электрокипятильник, батон копченой колбасы, два яйца вкрутую…

-Три…, - поправил Окунев, - И еще плоская фляга кое с чем…

-Ну, это уж само собой! – улыбнулся Козленок, - Может еще детектив прихватили? Ивоны Хмельницкой?

-Обижаешь, Петр Данилович. Может ты думаешь, что я еще и мексиканские сериалы смотрю?

Козленок рассмеялся:

-Нет, психически неполноценных оперов в органах не держат. Пошутил я. Ну ладно, поехали в управление…

Минск был, как всегда, чист и тих. Аккуратные зеленые улицы с желтыми листочками навевали приятное чувство умиротворенности и воспоминания о годах планово-командной экономики, которые у Окунева почему-то ассоциировались с приятными и добрыми белорусскими девушками, с которыми у него была масса приключений.

Окунев ностальгически вздохнул, вспомнив годы службы в Белоруссии. Это были лучшие годы его жизни!

“Зачем надо было нажираться в Беловежской Пуще? Неужели не могли собраться где-нибудь в другом месте? Глядишь, до такого состояния и не напились бы…” – с тоской подумал Окунев и еще раз тихо вздохнул.

В кабинете Козленка было прохладно и почти не накурено. Над письменным столом висел портрет президента Лукашенко с бравым задором глядящим прямо вперед. На стене висела крупномасштабная карта Белоруссии.

-Садись, майор, - кивнул Козленок Окуневу, - Посидим, покалякаем о делах наших грешных…

Тот устало сел в кресло и вытащил пачку сигарет.

-Ты прямо как «Горбатый» из «Места встречи»…

-А ты думаешь много изменилось? Правят бал те же паханы, только одеты пошикарней и вместо автофургона «Хлеб» у них «Паджеры», а вместо хаты в Подмосковье – вилла на Средиземноморье. Да и Жегловых поубавилось…, - Козленок с досады махнул рукой и неуловимым движением вытащил откуда то из стола две бутылки пива «Минскае». Удивительно, но они были запотевшими.

-У тебя что, холодильник там, что ли? – недоуменно спросил Окунев.

-У меня вместо холодильника есть старлей Хвыля Иван. Перед тем, как я поехал тебя встречать я дал ему задание прикупить пивка и сухого льда достать. Выполнил на «отлично», как видишь…

-Ординарец, что ли? – усмехнулся Окунев, отпивая глоток.

-Когда ординарец, когда опер, а когда и стопер, - ответил Козленок и многозначительно подмигнул.

-Понял, - кивнул Окунев, - Ладно, Петр Данилович, давай, как говорится, ближе к телу…

Козленок поморщился:

-Ты опять про этого Брауниса. Слушай, он такой же Браунис, как я Браунинг!

-Я уже где то это слышал, - наморщил лоб Григорий, - Про Браунинга. Вот только не припомню где…

-Ты справочник по оружию давно не открывал? Если давно, то открой, почитай. Глядишь, и про Маузера вспомнишь! – Козленок сделал большой глоток пива и, крякнув, поставил бутылку на стол, - А насчет этого негра я вот что тебе скажу: тертый этот парень так, что клейма некуда ставить. Весь наш лексикон знает – сам видел, как он реагирует на замечания следователей в ходе допроса. Неспроста все это, Григорий Петрович. Не иначе, скоро война начнется!

-Ну-у, с чего бы это? – мотая головой сказал Окунев.

-А с того…. С того, как и все начинается. Сначала агенты, потом инциденты, потом шлепнут кого-нибудь, и понеслось…. Эрцгерцога Фердинанда в Сараево тоже ведь не ревнивый муж по башке стукнул. Шесть дырок понаделали, кстати, из «Браунинга». А в результате? В результате война империалистическая, война гражданская, разруха и полный бардак. До сих пор!

-Да-а, «Аврора» – страшное оружие массового поражения. История подобного еще не знает! – согласно кивнул Окунев. Докурив сигарету, он подошел к окну, посмотрел на желтоватый осенний пейзаж и опять ощутил прилив ностальгии.

“Что-то не того…” – подумал Окунев, - “Надо развеяться”

-Ты меня в какую гостиницу определил, Петр Данилович? – спросил он, отрываясь от окна.

-В «Минск», естественно. Рядышком. Что, на отдых потянуло?

-Да нет, какое там…. Просто вспомнилось. Я ведь здесь служил. Э-э-эх, времена были! – Окунев крякнул.

-Будут, будут еще времена, - как-то вяло махнул рукой Козленок, - Я к тебе вечерком зайду. Может не один.

При этом он подмигнул Григорию. Тот улыбнулся:

-Ладно, вернемся к нашим Бараунингам. Итак, что мы имеем по всем трем задержанным, я имею в виду тех, кого задержали после Каменева?

-А ничего конкретного. Первый утверждает, что он гражданин Украины Шкурниченко Иван Иванович, родом из деревни Бутюги Львовской области.

-А как же он на Литовской границе оказался? – прервал Козленка Окунев.

-А так! Путевка у него на руках была. В Друскининкай. Отдыхал он отдыхал, а потом вдруг решил прогуляться по окрестностям в мужской компании таких же курортников. Приняли, говорит, на грудь по триста и пошли гулять. Потом еще приняли. Потом потерялись все и он целый день бродил по лесу, потом потерял сознание…

-Очнулся – гипс! – вставил замечание Окунев.

-Нет, собаку звали Чипс, - слегка удивленно проговорил Козленок.

-Какую собаку? – искренне удивился Григорий Петрович.

-Ну-у, которая нашла его, ну этого, Шкурниченко…

-А-а-а, так его собака нашла!

-Пограничная, - кивнул Козленок, - При пограндозоре сержанта Прибивалова…

-Та-ак, дальше?! – Окунев закурил уже третью сигарету.

-Дальше как полагается: обыск, допрос, протокол, отпечатки пальцев. Ничего примечательного, если не считать часов «Коммандос» и пустого стакана в кармане…

-Вот это действительно странно, - качнул головой Окунев, - Деньги при нем были?

-Да…, сто литров…, тьфу, сто литов, одной бумажкой…

-Новые?

-Нет, помятые малость. Настоящие, мы проверяли.

-Та-ак, - протянул Григорий, - Ладно, а второй?

-Второй – почти точная копия первого! – воскликнул Козленок, - Называет себя  Сидоровичем Николаем Гавриловичем, 1966 года рождения, родом из деревни Большие Запоры, под Тирасполем. Прибыл в Друскининкай на отдых, пошел удить рыбу, взял с собой бутылку, дальше – почти полная копия первого, только нашла его собака по кличке «Пуго» старшего сержанта Петра Бухалы.

-Странная география! – ухмыльнулся Окунев, - Львовская область, Тирасполь. Только Нанайского автономного округа не хватает!

-Это точно! И Шаолиньских монахов! – кивнул Козленок, - Ладно, майор, пойдем перекусим, а то я забыл, что ты с дороги…

-Да, пыль да туман, - кивнул Окунев, вставая с кресла.

 

ГЛАВА 10. Люди в халатах (белых)

 

Симпозиум в Минске, на который  прибыл доктор Джонсон с ассистентом Джонсоном проходил в теплой, дружественной обстановке.

На симпозиум съехались многие ученые мужи из разных стран и континентов, что говорило о высоком понимании роли ученых врачей в создании благоприятных условий для существования человечества.

Из 51 заявленного участника не прибыли только врачи из Гвинеи-Бисау, Гваделупы и Монголии, что было встречено участниками съезда с глубоким огорчением.

Первый день симпозиума был посвящен общечеловеческим проблемам глобального масштаба, влияющим на продолжительность жизни человека.

С большим вниманием были выслушаны доклады представителя Великобритании доктора Ватсона по теме «Влияние мыльных опер на продолжительность менструального цикла», представителя Германии доктора Фон Шпирлица с актуальным сообщением на тему «Сравнительные показатели эрекции у мужчин, употребляющих светлые и темные сорта пива», а также представителя Украины доктора Болячко с тематическим докладом «Горилка, как фактор, влияющий на соотношение полов в возрастных категориях».

После перерыва должны были выступить представители Непала, Зимбабве и Франции, причем выступление последнего ожидали с большим нетерпением, поскольку тема его доклада была «Влияние орального секса на небные миндалины горла».

Второй день был более скучным: он практически весь был посвящен различным психоматическим расстройствам, но зато доктор Пьянков из России прочитал бесценную для Джонсона (старшего) лекцию «Основные симптомы поражения мозжечка при состоянии делириум тременс»

“Вот это повезло!” – с внутренней дрожью в области живота подумал Джонсон – “Материал как на заказ – по моей новой книге!”. Он включил диктофон на запись и удовлетворенно улыбнулся.

Доктору Джонсону несказанно повезло еще раз: на третий же день после начала форума, белорусские коллеги в лице доктора медицины, профессора Безрукого пригласили его, как светило психиатрии, на освидетельствование группы больных шизофренией в форме мании величия в одной из лучших клиник – психиатрической больнице №1 под Минском.

Конечно, Джонсон не надеялся встретить Стоуна вот так, сразу, но можно было завести знакомства среди местных психиаторов, что оговаривалось перед его засылкой.

-О’кей, - кивнул Джонсон, но мне нужен мой ассистент – доктор Джонсон. Для перевода. И записей.

(Весь разговор идет на английском языке – прим. Авт.)

-Ес, о’кей, - кивнул профессор Безрукий.

-Я должен посмотреть истории болезней!

-О’кей, ноу проблем, - кивнул Безрукий.

-Я хотел бы также сначала послушать мнение других специалистов, - глубокомысленно заявил Джонсон, - Перед тем, как дать свое заключение…

-О’кей, обей, - энергично закивал Безрукий.

“Откуда он знает мою шутку?” – тревожно подумал Джонсон – “Неужели чекист?”. Такая мысль вызвала у него приступ изжоги и доктор почувствовал необходимость попить пива в местном буфете.

После интересного доклада представителя Папуа-Новой Гвинеи доктора Бобо Гомо «Влияние папуасских народных танцев на урожай кукурузы», доктор Джонсон (и Джонсон) были приглашены на консилиум, куда вошли еще несколько врачей-психиаторов, в том числе профессор Иванов, с которым Джонсон заочно был знаком по его трудам, а его научную статью «Синдром Брюнгельсона при алкогольных отравлениях» он запомнил почти наизусть.

Психиатрическая больница №1, куда привезли врачей, участвующих в консилиуме, приятно удивила Джонсона своей относительной чистотой и некоторым изяществом решеток на окнах.

“А нам говорили, что у них здесь над больными издеваются. Этот курс надо доработать” – подумал Джонсон, имея в виду преподавание в школе ЦРУ.

-А здесь, господа, у нас самая интересная, с научной точки зрения конечно, палата. Здесь собраны самые выдающиеся экземпляры больных шизофренией в форме мании величия. Не удивляйтесь, господа, но сейчас вы столкнетесь с живыми Марксом и Энгельсом, Троцким, Дзержинским, Каменевым и, конечно, вечно живым Лениным, который внезапно заболел уже внутри этого заведения и диагностировать заболевание мы немного затрудняемся, - произнес вступительную речь главврач заведения, - Прошу, входите…

Поскольку Джонсону практически сразу стало ясно, что болезнь вождя мирового пролетариата носит инфекционный характер, он отошел в сторонку и наблюдал спор светил медицины с некоторой насмешкой, в то время, как его ассистент Джонсон, делал какие-то пометки в блокноте.

Внезапно доктор Джонсон ощутил профессиональный захват за руку и в его спину кто-то горячо прошептал:

-Ар ю фром Америка?

Испытав внутреннюю дрожь, Джонсон медленно повернул голову и увидел бледного, осунувшегося человека в полосатой пижаме с неестественным блеском в глазах.

“Псих” – подумал доктор, но через силу выдавил:

-Иес. Ай эм эн амэрикэн докта, Джонсон бай нейм. Ар ю Алекс Стоун?

-Ес, итс ми. Тэйк ми аут оф хиа, - почти беззвучно прошептал человек в полосатой пижаме и по его щекам потекли слезы.

Джонсон натренированным взгядом оценил обстановку в палате: все доктора, участвующие в консилиуме, кроме народного целителя Давай Ламы, сгрудились у постели вождя мирового пролетариата и яростно спорили на предмет стадии сифилиса пациента, в то время, как Давай Лама что-то заунывно бормотал тихим голосом и постукивал шариками на веревочке. На Джонсона, похоже, никто внимания не обращал.

-Летс спик джапан?* - вполголоса проговорил Джонсон.

Стоун выкатил на него недоуменные глаза:

-Ты чего, больной что ли? – буркнул он вдруг, - Какой еще Джапан? Нет у нас никаких Джапанов. Вон, Ильич лежит, помирает, ухи просит…, - Стоун вдруг осекся и несколько секунд смотрел на доктора Джонсона тупым, мутным взглядом. Потом он тихо всхлипнул:

-Сорри. Самтаймз ай фил майселф эз а рашн борн. Ай кант спик джапан…, май хед из а месс…**

Джонсон ласково потрепал Стоуна по плечу и сказал по русски:

-Ничего, Алексей, прорвемся. Я тебя вытащу. Ридна Оклахомщина нас не забудет!

-Ты это точно знаешь? – со всхлипом спросил Стоун.

-Век воли не видать! – Джонсон поднял вверх два пальца врастопырку.

-Как будем линять? – уже почти спокойно прошептал Стоун.

Джонсон оглянулся. Доктор Либерзон яростно спорил о чем-то с доктором Ивановым, доктор Попович что-то доходчиво объяснял главврачу больницы, а Давай-Лама зажег какую-то тростинку и, воткнув её у головы Владимира Ильича бормотал о чем-то своём, по-восточному загадочном.

-Значит так. Завтра я постараюсь попасть сюда для сбора симптоматики…

-Чего-чего? Какой еще Симптоматики. Нет у нас таких. Вон, в пятой палате только Жаклин Кеннеди лежит, хотя и мужик. Еще уборщица ходит, но она тихая…, - Стоуна опять понесло на родную дурдомовскую тему.

“Совсем плохой” – мелькнуло в голове у Джонсона – “Лучше было бы его удалить. Как пятна «Ванишем». Хм…, кстати мне сказали, что в Белоруссии выпускают свое чистящее средство – «Иванишь»”.

Джонсон внезапно рассмеялся. Стоун опасливо покосился на него и вытер рукавом пижамы нос.

-Слушайте меня, Стоун, - понизив голос сказал Джонсон, - Завтра я приеду сюда один и буду вас осматривать. Вы будете корчить из себя психа, впрочем это и так хорошо получается. Во время осмотра я суну вам под одеяло пистолет, потом вы его выхватываете, берете меня в заложники и выходите со мной на улицу. Предварительно заставляете одного из санитаров или врача отдать одежду. Далее мы вместе выходим на улицу, вы говорите, чтобы шофер в машине уступил вам место, садитесь за руль, меня якобы бросаете и мчитесь в Минск.

* по фене ботаешь? (англ)

** извини братан, иногда под фрайера кошу. Горбатого лепить не буду – у меня что-то крыша поехала (англ)

 

 

В бордачке машины я оставлю деньги, по пути бросите эту машину и поймаете частника. Ровно в пять часов шесть минут в скверике у Дворца спорта на проспекте Машерова на левой от входа лавочке вас будет ждать мужчина в плаще горчичного цвета с детективом Анны Болышевой «Отравленный компот», причем книга будет открыта на 1-ой странице. Пароль: “Она любила его. И детективы Чейза”. Отзыв: “Предлагаю по сто пятьдесят с пивом”.

Этот человек передаст вам документы и ключи от конспиративной квартиры в Минске. Там вам надлежит побыть несколько дней. Отдохнете, приведете себя в порядок, морально восстановитесь. Потом будет самое трудное: нужно будет изъять материалы из тайника.

-Нет, нет, только не это! – завопил Стоун, - Опять Петруха, Степан, расстрел, коммунисты! Не хочу!

Краем глаза Джонсон увидел, как на них обратили снимание доктор Попович и главврач больницы.

-Сделаешь так, как говорю, иначе будешь здесь сидеть до очередной революции! – прошипел Джонсон и, сделав важный вид, подозвал к себе ассистента (Джонсона):

-Переведите господам. Я хочу завтра более тщательно осмотреть этого пациента. Классический случай параноидального бреда с признаками выпадения причинно-следственной связи. Могу ли я завтра опять сюда приехать?

Главврач в течение всего времени перевода монотонно качал головой и в завершении кивнул более энергично:

-О’кей, о’кей. Конечно. Мир, дружба, ну и так далее…. Завтра жду вас в два часа.

На улице стояли последние теплые осенние деньки.

“Скоро здесь будет холодно” - подумал Джонсон и поморщился – “ Хочу домой, в Пенсильванскую область.”

Черная «Волга» с тихим шелестом выкатила за пределы больницы.

 

ГЛАВА 11. Широка страна моя…, и не моя.

 

-Так что ты предлагаешь, Григорий Петрович? – майор Козленок уже более получаса после принятия пищи не мог настроиться на деловой разговор.

Окунев тоже чувствовал себя не очень расположенным к деловой беседе, но он знал, что работа должна быть выполнена и это его внутренне мобилизовывало.

-Давай для начала посмотрим расклад, - Окунев взял лист бумаги и начал писать, - Итак, что мы имеем по Шкурниченко?

-А ничего, - улыбнулся Козленок, - Отправили запрос на Украину, но там до сих пор проверяют. Раньше бы на следующий день уже все знали…

-Так-ак, ну а по этому, Сидоровичу?

-Так тоже самое, - махнул рукой Козленок, - Он же говорит, что живет под Тирасполем, а это как бы не молдавская территория. Кого спрашивать – хрен его знает. Запросили Кишинев – молчок. Хоть генерала Лебедя спрашивай!

Окунев мотнул головой:

-Во бордак развели! Никто ничего не знает. Никто ни за что не отвечает. Всем по х.. Раньше бы вздернули за одно место и партбилет на стол: хуже расстрела. Слушай, чего они там в Беловежской Пуще пили то хоть!?

-Ты это о чем? – сделал удивленный вид Козленок.

-О своем, о девичьем, - буркнул Григорий и снова принялся писать на листе, - Хорошо, а что нам сообщает Литовская сторона?

-Здесь хоть какая-то информация есть. Запросили Друскининкай: как ни странно, но там действительно были зарегестрированы Шкурниченко и Сидорович. В одном номере даже остался чемодан с вещами…

-А во втором?

-Уборщица сказала, что ничего не находила…

-Врет, - убежденно сказал Окунев, - Если в одном номере остались вещи, то и в другом тоже должны были остаться.

-Логично! – кивнул Козленок.

-А что за вещи?

-Рубашки, носки, трусы, брюки: ничего примечательного, если не считать детектива Анны Болышевой «Отравленный компот»…

-А почему ты обратил на это внимание?

-Такой детектив – и у мужчины! Это подозрительно!

-Согласен…, - в раздумьи сказал Окунев, - Ну, и, наконец, что нам известно по Иванису Браунису?

-Как ни странно, но Литовская сторона подтвердила, что некий Иванис Браунис проживает в деревне Неруняй, под Тракаем. Но здесь есть очень интересная деталь…, - Козленок хитро сощурился.

-Ну-у, что там, не тяни…

-Иванис Браунис никогда не был негром! – торжественно закончил Петр Данилович.

Окунев ухмыльнулся:

-А ты думал, что я в это поверю? Я никогда в жизни не видел литовских негров. Или негроидных литовцев. И что на это говорит Браунис?

-Еще ничего не говорит. Эту информацию я получил только сегодня.

-Я бы не возражал побеседовать с ним. Это не сложно?

-Чего проще…, - хмыкнул Козленок и снял трубку, - Хвыля! Это ты? Ну-ка давай быстро приведи ко мне этого самого, Браунинга. Ордер я оформлю. Смотри, в морду не бить!

Он положил трубку и посмотрел на Окунева.

-Горячий он у меня парень, этот Хвыля. Приходится сдерживать…

Окунев улыбнулся многозначительной улыбкой.

¨

На третий день симпозиума «Врачи мира – за мир» доктор Джонсон не пошел на первый доклад, который по программе должен был прочитать представитель Кореи (Северной), хотя тема доклада была весьма интересной: «Использование идей чучхе в лечении импотенции».

Вместо этого Джонсон переоделся в джинсы, кожаную куртку, надел бейсболку с надписью «Chicago Bulls» и сунул в карман пятьсот долларов банкнотами по 20 и 10 долларов. Потом надел темные очки и, стараясь никому не попадаться на глаза, выскользнул из гостиницы.

Джонсон не имел четкого понятия, где ему следует искать пистолет, но он помнил слова своего шефа, генерала Дауна : “У всех бандитов там номера машин начинаются на 00”. Оставалось только найти такую машину и договориться о цене.

Доктор долго ходил по улицам Минска и уже начал уставать. Однажды он совсем было рванулся к черной «Волге» с номером 00-03, но в это время из здания, у которого она была припаркована, вышел какой-то мужик в форме генерал-лейтенанта и сел в машину, которая немедленно отъехала.

“Фак!” – подумал Джонсон – “Чуть не влетел! И что это тогда за информация о номерах машин!? Неужели Даун этого не знает? А, может, у него устаревшие данные?

Машинально Джонсон закурил сигарету и, подойдя к киоску, купил бутылку пива «Лидскае», которое стоило совершенно смешные деньги. Присев на лавочку, Джонсон грустно отпил из бутылки. Пиво было весьма неплохим.

Напротив него во дворике несколько парнишек средней возрастной группы увлеченно гоняли в футбол, употребляя иногда выражения, которые, даже хорошо знавший русский язык Джонсон, не смог бы перевести. Некоторые выражения носили явную сложноподчиненную лексику и алогичное построение, что делало их еще более непереводимыми, а, поэтому, еще более привлекательными.

Посидев минут пятнадцать, доктор уже собрался было уходить, когда вдруг вылетевший из-за ограды мяч угодил ему прямо по бейсболке. Вслед за мячом выбежал запыхавшийся парнишка лет тринадцати

-Дядь, а дядь, дай мячик! – с ходу прокричал он.

-Ты мне по голове попал! Хоть бы извинился! – ответил Джонсон.

-Может тебе еще шнурки погладить? – деловито осведомился паренек и, подойдя к Джонсону, потянулся к мячу.

Джонсон легким движением схватил его за запястье и нежно спросил:

-Что нужно говорить, когда что-нибудь просишь?

-Да пошел ты,… падла! – плюнул паренек.

-Товарищ не понимает…, - пожал плечами Джонсон и слегка надавил на руку. Юный хулиган вскрикнул. Из-за ограды выскочил еще один представитель неформальной молодежи.

-Ребята! Наших бьют! – завопил он.

Из-за ограды дружно высыпало несколько разнокалиберных пацанов разных возрастных и весовых категорий. Джонсон почувствовал себя неуютно, хотя в свое время он проходил специальный курс по айкидо.

-Но-но, без хамства! – сказал он, увидев, что настроение молодежи явно далеко от дружеского, - Кто хочет заработать!?

Такое заявление повергло в резкое замешательство всю группу футболистов и они в нерешительности остановились, переминаясь на месте.

-А что нужно? – наконец выкрикнул самый высокий из них, очевидно капитан команды, в крайнем случае - играющий тренер.

-Подойди мальчик, не бойся! Мне надо с тобой поговорить.… Хочешь пива?

-Да кто тебя боится!? – парень брезгливо ухмыльнулся, - А пива давай, только Юрку отпусти…

-Это вот этого? – Джонсон кивнул на паренька, руку которого держал в профессиональном зажиме.

-Этого, этого. Ну, что у тебя за дело? – долговязый футболист присел рядом.

-Юра, ну-ка сбегай, купи пивка, - Джонсон неуловимым движением освободил руку пленника и одновременно вложил туда крупную купюру. Юра ошалело посмотрел на неё, потом издал странный горловой звук и помчался к палатке. Остальные футболисты присели в отдалении, ожидая халявы.

-Ну-у, что у тебя? – нетерпеливо переспросил долговязый.

-Тебя как зовут? – Джонсон с задумчивым видом сунул руку в карман куртки.

-Ну, Вася, - паренек заинтересованным взглядом следил за его рукой.

-А меня дядя Боря, - улыбнулся доктор Джонсон, - Ты, я вижу, хороший парень, Вася…

-Ну-у, ничего так, - согласился тот.

-Так вот, Вася. Я вижу с тобой можно поговорить серьезно. Вот что Вася, мне нужен пистолет! - произнеся это, доктор ожидал естественной реакции, вроде: “Ты что, оборзел, что ли!”, “Ни хрена себе, запросики!”, “А пулемет тебе не нужен?”, “Может тебе еще Т-34 пригнать?”, “Пошел ты на … !”

Вместо этого Вася посмотрел на него почти равнодушным взглядом и тихо спросил:

-А тебе какой?

Доктор слегка опешил и севшим голосом выдавил:

-Боевой…

-Понимаю, что не пугач, - досадливо поморщился Вася, - Я спрашиваю, какой системы?

-Да-а-а, все равно, в общем, - Джонсон заерзал на скамейке, - Например, «Вальтер».

-«Вальтер ПП» подойдет?

-Конечно! В хорошем состоянии? С патронами?

-Состояние великолепное. С 43 года в смазке лежит. Патронов две обоймы. Устраивает?

-Устраивает, - Боб Джонсон кивнул, еще до конца не веря в простоту решения вопроса.

-Сто баксов. Завтра здесь же, в это же время. Приходи один, а то я не выйду. Понял?

-Заметано! – вспомнил выражение доктор, - Так значит завтра, на том же месте, в тот же час!

-Ага, - кивнул Вася и ленивой походкой пошел к ребятам, опасаясь, что всё пиво выпьют без него.

Джонсон заспешил к ближайшему телефону-автомату предупредить белорусских коллег, что сегодняшний визит в психбольницу №1 необходимо перенести на завтра.

 

ГЛАВА 12. Литва – дело тонкое

 

Джон Браун уже давно сообразил, что его дело тухлое и что гэбисты раскопали про него многое, поэтому он внутренне уже был готов выложить все, что знал, а знал он не очень много, так что можно было торговаться.

За все время отсидки в специзоляторе Джон не мог пожаловаться на плохое к нему отношение и, более того, ему даже регулярно приносили свежую прессу, правда сначала старались, чтобы хотя бы половина газет была на литовском языке.

Когда надзирающие убедились, что в этой категории прессы его интересуют только картинки (преимущественно фотографии женщин различной степени одетости), к газетам на русском языке стали прикладывать журнал «Плейбой», что приятно поразило Джона.

Одно было плохо: он уже настолько привык к русской водке, что уже не мог без неё обходиться и много раз угрожал умереть, если ему не принесут двести грамм с огурцом и даже без него.

Время шло, а Джон так и не умер, поэтому дальше притворяться не имело смысла. С таким настроением он встретил вошедшего в камеру старлея Хвылю, которого успел полюбить за сдержанность и внутреннюю интеллигентность.

-Эй, Браунинг! Пошли! – поприветствовал он Джона.

-Чего, опять мозгоёжеством заниматься? – улыбнулся тот.

-Поговори еще у меня, литовская морда, - незлобливо огрызнулся Хвыля и легонько пихнул Брауна к выходу, - Руки за спину, по сторонам не смотреть, шаг влево, шаг вправо – попытка к бегству. Понял?

-Понял, понял, начальник. Только без рук. Моя твою понимай!

-Во-во, твою… мать. Двигай ногами!

Майоры Козленок и Окунев весело обсуждали наступивший охотничий сезон, когда дверь в кабинет открылась и старлей Хвыля доложил:

-Привел, товарищ майор. Вводить?

-Вводи, только медленно, - ухмыльнулся Козленок.

-Это как? – искренне удивился Хвыля.

-Подумай на досуге. Ладно, давай сюда этого типичного литовца!

Джон Браун медленно вошел в комнату и остановился посередине. Оглядевшись, он шестым (возможно седьмым) чутьем догадался, что присутствие в кабинете еще одного человека в штатском сулит ему дополнительные неприятности вплоть до 10 лет лишения свободы и сразу решил про себя, что расскажет все, что знает, а если будут спрашивать настойчивее, то и то, что не знает.

-Садитесь, Браунис, - дружелюбно проговорил Козленок и показал на стул. Джон с тихим вздохом опустился на сидение.

-Как спали? Кошмары не мучают? – Козленок улыбался плотоядной улыбкой.

-Нет, товарищ полковник. Сплю нормально…

-Я не товарищ полковник, а гражданин майор, - поправил Брауна Петр Данилович.

-Мне все равно. Но полковник лучше, - кивнул Джон.

-Ладно, Иванис. Повтори-ка еще раз все те сказки для детей дошкольного возраста, которые ты мне рассказывал…

-Обижаете, гражданин майор. Какие сказки? Всю правду рассказал, клянусь прахом моего отца!

-Еще раз расскажи. Может забыл чего. Или наоборот, вспомнил. Кофе хочешь?

Джон поерзал на стуле, потом махнул рукой:

-Наливай…. Ладно, расскажу еще раз, чего там. Я ж понимаю – работа у вас такая!

-Во-во, - кивнул Козленок, - Наша работа – слушать, а ваша – говорить…

-Значит, так, - отхлебнул кофе Джон, - Родился я в 1966 году в местечке Непадла, недалеко от Найроби…

-Это где такое? – внезапно вмешался Окунев.

-Это в Кении, гражданин э-э-э…

-Гражданин полковник…

-Как я сразу не догадался! Сразу же видно…. Да, так вот, родился я в Непадле…

-Слушай, а деревня Падла у вас там есть? – опять перебил Джона Окунев.

-Не бывал…, - грустно опустил голову Джон, - Но вообще то у нас там все есть: падлы, непадлы, слоны, крокодилы.

-То есть, в Кении все есть!? – брякнул Козленок.

-Да! В Кении есть все, кроме белых женщин…

-Понятно, баб любишь…, - уточнил Петр Данилович

-Конечно. У нас все баб любят. Даже дерево есть – баобаб!

-Ну ладно, бабоё…, тьфу, чтоб ты провалился, в общем, давай, свисти дальше…

-В 1987 году я поехал в СССР по культурному обмену – учиться. В институт Патриса Лулумбы. Учился я не очень хорошо, гражданин майор, два раза брал академический отпуск, а в 1991 году поехал в Литву на практику…

-И что практиковали? – язвительно спросил Окунев.

-В основном, языковая практика, гуманитарные науки, история, - было видно, что Джон слегка запинается.

-И как по-литовски будет, например, «водка»? – с нескрываемым ехидством задал вопрос Козленок.

-«Водкас», - без запинки ответил Джон. Козленок закашлялся:

-Ладно, давай дальше…

-Там, во время практики, я познакомился с чудесной девушкой, которая училась в Вильнюсском университете…

-Как звали девушку? – спросил Окунев.

-Берутя. Берутя Браунине… Она покорила мое сердце.

-Ну да, учитывая такое редкое имя. Дальше…

-Наша любовь была горячей, как солнце в Кении. Я сделал ей предложение и она согласилась, а я решил, что назад уже не поеду, тем более, что Литва заявила об отделении от СССР. Мы поженились, я взял местную фамилию, и поступил в Вильнюсский университет. Там пока и учусь. А в деревне Неруняй я у родственников жены был: жили там в каникулы. Хорошо там – лес, речка, грибы.

-Ягоды, - вставил Козленок, - Орехи…

-Вот, вот. И однажды, когда мы были в деревне, моя любимая жена предложила съездить в Друскининкай на недельку и мы поехали. Это было фантастично!

-Дас ист фантастишен? – вспомнил Окунев

-Я, я, - автоматически кивнул Джон, потом, спохватившись, добавил, - Клево было. Но в один черный день нас пригласили на прогулку в лес на шашлыки какая-то кампания, отдыхавшая там же, мы пошли, гуляли в лесу, потом где-то остановились, жарили шашлыки, пили водку. Много водки, - Джон остановился и облизал губы.

-Сколько выпили? – уточнил Окунев.

-Я не помню, гражданин полковник, но мне стало очень плохо и я пошел в лес, чтобы это..э-э, эта-а…

-Поблевать! – рубанул Козленок, как обухом по голове.

-Во-во, - кивнул Джон, - Я долго шел по лесу…

-Что, блевануть негде было? – ухмыльнулся Окунев.

-Да нет, просто я почему-то шел подальше, чтобы не увидели…

-Ну да, так незаметно и дошел до канадской границы…

-До какой канадской? Я там не был! – почти искренне изумился Джон.

-Шутка… Классиков читать надо. А, говоришь, языки изучал. Ты, наверное, только марки и можешь наклеивать. Правда, русский ты хорошо знаешь. Где изучил? – Козленок подошел поближе к Брауну и пристально посмотрел тому в глаза, одновременно пуская сигаретный дым из носа.

Джон закашлялся:

-Где, где!? В Патрисе Лулумбы. Потом в Вильнюсском. И вообще я талантливый…

-Ага. Врешь здорово. Талант! – Козленок протянул Брауну сигарету, которую тот взял с выражением детской обиды:

-Спасибо…, зачем вру? Всё правда!

-А теперь слухай сюды, как говорят в Одессе. Начнем с того, что по нашим сведениям, никакой Джон Браун из Кении и даже из Уганды с Танзанией вместе, в университете имени Патриса Лулумбы в период 1987-1991 года не обучался. Был один из Габона по имени Джон, но с интересной фамилией Усука. Надеюсь, это не ты?

-С какой фамилией? – Джон сделал вид, что разглядывает свой палец.

-У-у…сука, - повторил Козленок и почему-то посмотрел на висевший на стене портрет Дзержинского. Окунев непроизвольно рассмеялся.

-Нет, это не я, - чуть подумав, мотнул головой Джон.

-Идем дальше, - почти весело продолжил Петр Данилович, - На каком факультете ты учился в Вильнюсе?

-М-м-м…, на факультете филологии, - с видимым усилием ответил Браун.

-А кто был деканом факультета? – с придыханием спросил Козленок. Он не знал, кто был деканом факультета, но он знал, что этого не знает и сидящий напротив темнокожий литовец.

-Э-э-э…, не помню, гражданин майор, память отшибло! – Джон виновато подернул плечами, внутренне осознавая, что партия проиграна и сейчас придется «колоться».

-А фамилия Йозас Будрайтис тебе ничего не говорит? – внезапно спросил Окунев и резким движением закурил сигарету.

-Эта-а-а… был завкафедрой. Истории, по-моему, - Джон сделал последнюю попытку вывернуться.

-Я не знаю, как у вас в ЦРУ, а у нас, то есть у них, у литовцев, это народный артист. И даже не только у них, - Козленок тихо рассмеялся и, подойдя к столу, нажал на кнопку. В дверь вошел старший лейтенант Хвыля.

-Вань, сообрази-ка нам пивка! – ласково сказал Петр Данилович и закурил. Он чувствовал, что «литовец» сейчас сломается.

-Вот что, гражданин Браунис, или как вас там…, - с суровым видом проговорил Окунев, - Ваша ставка бита. Мы знаем о вас все. Предлагаю прекратить дальнейшее бесполезное препирательство и чистосердечно рассказать нам о вашей миссии, путях отхода, способе связи, ну и так далее…. Ваше чистосердечное признание облегчит вашу участь. А за шпионаж у нас карают строго. Через двадцать лет, если вы конечно столько проживете, вы не будете уже нужны ни Беруте ни даже Дануте, не говоря уж о Маше…. Ну как, будем запираться или признаваться?

-Будем, - с хрипом выдавил из себя Джон, - Признаваться. Дайте воды… и лист бумаги.

-Вот тебе бумага, вот ручка. А вместо воды сейчас пивка принесут. Не возражаешь?

-Не-е, не возражаю, - кивнул Джон, - значит так, я агент ЦРУ, второй категории…

Здесь Джон слегка задумался над стилем изложения.

-Не тормози! – посоветовал Козленок.

-Сникерсни! – добавил Окунев, щелкнув зажигалкой.

При всем своем знании богатства русских непечатных изречений, Джон не имел ни малейшего представления о новом направлении в лексике русского языка, поэтому почувствовал, что надо писать правду.

Когда Хвыля принес пива, Джон яростно строчил что-то на бумаге под одобрительные возгласы Окунева и Козленка.

-Про этого, ну твоего шефа, побольше пиши! – посоветовал доверительно Козленок.

-Про него!? – зловеще улыбнулся Браун, - Я про него такое напишу!

*

Полковник Дриллер во сне заскрежетал зубами и застонал. На лице выступили капли пота.

 

ГЛАВА 13. О тонкостях революционной ситуации.

 

Боб Джонсон накануне встречи с парнем из футбольной команды провел беспокойную ночь.

Ему почему-то снились Владимир Ильич, выступающий на броневике, лежа в постели, Карл Маркс, сидящий над раскрытой книгой и со стаканом в руке, пару раз мелькал Дзержинский и чекисты в кожаных тужурках с огромными маузерами на боку.

Джонсон застонал и проснулся. За окном светила звездами тихая октябрьская ночь, не предвещавшая никаких волнений, а тем более революций.

Немного поворочавшись, Джонсон опять уснул и на сей раз весьма удачно, поскольку ему приснилось, как он получает за выполненное задание чек с кругленькой суммой, а его ассистентка Луиза недвусмысленно приглашает его на чашку кофе. От предвкушения удовольствия Джонсон чуть было не проснулся во второй раз. Он очень любил кофе.

Проснувшись утром ровно в восемь часов, Боб сделал несколько дыхательных упражнений по системе у-шу, принял душ и пошел в ресторан, где заказал себе яичницу с ветчиной, кефир и кофе с булочкой. Практически то же самое он ел утром вот уже около двадцати лет и считал, что такой завтрак оптимален для поддержания тонуса организма, особенно внизу.

При этом он почему-то вспомнил увиденную вчера по телевизору рекламу тампонов «Тампакс», где женщина сжимает их твердой, недрогнувшей рукой.

Боб представил себе несколько иное развитие событий и его слегка передернуло, хотя было непонятно, что, собственно могло при этом случиться.

“Не зубами же…” – мимолетом подумал Джонсон и автоматически посмотрел на часы: было без пятнадцати девять. Оставалось более получаса на то, чтобы переодеться, проверить готовность Джонсона (мл.) и договориться с белорусскими коллегами о визите в психбольницу №1. А перед этим предстояло встретиться с лидером неформальных футболистов. Этот визит немного тревожил Джонсона.

“ Не заложил бы, Павлик Морозов…,” – мелькали тревожные мысли, но профессиональное чутье профессионального разведчика говорило, что все должно пройти по плану, правда неизвестно по чьему.

На утреннем заседании был заслушан интересный доклад представителя Зимбабве «Роль выпадающих осадков в формировании прочных семейно-племенных отношений и снижении смертности от мухи Це-Це».

В 12 часов Джонсон оставил вместо себя на симпозиуме Джонсона (мл.) и поехал на такси в гостиницу, где переоделся. До встречи с Васей оставалось полчаса.

Ровно в 12-46 Боб Джонсон, предварительно несколько раз оглядевшись по сторонам, присел на лавочку возле дворового стадиона и сделал вид, что читает газету. Тихий ветерок шелестел газетными страницами, навевая лирическое настроение.

-Здорово, дядя Боря, - раздался вдруг за спиной знакомый голос, но Джонсон невольно вздрогнул от неожиданности.

-А-а, Вася! Ты аккуратен. Молодец! И ходишь тихо. Я и не услышал, - ответил он.

-А чего шуметь? – заметил Вася, присаживаясь рядом на скамейку, - В таком деле шуметь не надо. Вот, смотри, - с этими словами он вытащил из запазухи сверток в тряпке и протянул его Джонсону.

Тот медленно оглянулся по сторонам и, не увидев ничего подозрительного, развернул его. Внутри свертка лежал пистолет, матово лоснящийся под последними лучами солнца. Сразу было видно, что он в отличном состоянии.

Джонсон оттянул затвор. Тот мягко передвинулся на салазках. Боб вытащил из рукоятки обойму: патроны были как новые. Еще раз передернув затвор, он поймал вылетевший патрон и нажал на спуск. Звонко щелкнул боек: оружие было в полном порядке.

-Что ж, Василий, оружие в порядке. Так должен поступать настоящий комсомолец. Давай еще обойму, а вот сто долларов, - Джонсон вытащил из внутреннего кармана пять двадцатидолларовых банкнот и протянул их Васе. Тот степенно взял их и протянул Бобу обойму. Джонсон вновь завернул пистолет и уже собирался встать, как вдруг Вася спокойно и очень делово спросил:

-Слышь, мужик. Тебе случаем «Шмайсер» не нужен. За сто пятьдесят отдам. С тремя магазинами.

-Нет Вась, спасибо. Пока нет. Если чего – найду тебя.

-Ага. Я после уроков всегда здесь. Слышь, мужик, а может тебе чего-нибудь посерьезнее надо? Могу «сорокопятку» предложить. В отличном состоянии. В смазке, в сарае стоит. Десять снарядов к ней есть. А? Не надо? За пятьсот отдам. Недорого. А вещь нужная!

-А Т-34 достать не сможешь? – шутя спросил Джонсон.

-Тысяча баксов, - чуть подумав, сказал Вася, - Через неделю сможешь забрать. На ходу, с боекомплектом. Идет?

-Идет, - кивнул Джонсон, - Вот тебе десять долларов на текущие расходы. Через неделю встречаемся здесь же. В тот же час.

“Это его отвлечет от ненужных мыслей…” – улыбаясь про себя, подумал Джонсон и пошел в сторону гостиницы: через час надо было выезжать в психиатрическую лечебницу.

В два часа тридцать минут Джонсон в сопровождении врача Либерзона прибыл в психбольницу №1, где их встречал главврач больницы с натренированной улыбкой на губах.

-Очень приятно, коллеги, очень приятно, - проговорил он, - У нас как раз сейчас обход. Больные ведут себя тихо. Только Владимир Ильич речи толкает.

Главрач засмеялся.

Джонсон тоже засмеялся. Он как раз успел положить в бордачок машины крупную сумму денег в местной валюте.

-Прошу вас, коллеги, - дружелюбно показал рукой на вход главрач. Джонсон и Либерзон последовали вовнутрь.

В палате №6 все было относительно спокойно. Энгельс с Марксом вели научную дискуссию на темы взаимоотношений труда и капитала, Дзержинский молча читал «Краткий курс КПСС», Троцкий яростно писал какие-то конспекты.

Каменев лежал, безучастно смотря в потолок и слушая, как Ленин, привстав на постели, чуть картавя, рассказывает своим сопалатникам:

-Мир не может ждать революции. Лондон, Париж, Варшава. Я переодеваюсь по 10 раз на дню. Это сумасшествие. Но мне помогают товарищи из Тампакса и Сникерса. Это архиважно!

-Слушай, Ильич! Заткнись, а!? Мне завтра перед РКК выступать, речь надо толкать, а ты про Лондон с Парижем талдычишь. Не наездился, что ли? Вон, Левка Каменев лежит, скучает, давно в загранкомандировки не выезжал. Его, что ли послал бы! – огрызнулся вдруг Троцкий.

В камере стало тихо. Дзержинский отложил книгу о партии в сторону и было видно, что он готов в любую минуту приступить к борьбе с контрреволюцией. В это время в палату вошли Джонсон, Либерзон, главврач и санитар Немирович.

-Ну что, дорогие мои коммунисты, - ласково сказал главврач, - Как обстоят дела на фронте борьбы за светлое будущее всего человечества?

-Загоним всех туда железной рукой, – мрачно буркнул Джержинский и стукнул рукой по подушке. Раздался железный стук. Бухарин слегка вздрогнул:

-Так нельзя, Феликс! Люди должны осознать преимущества социалистической системы!

-Они осознают! – нервно воскликнул Ленин, - Они все осознают, или будет, как в прошлый раз!

Санитар Немирович сделал успокаивающий жест рукой:

-Владимир Ильич! Вы не волнуйтесь. Все образуется. Будет людям счастье, счастье на века. У советской власти сила велика!

Ленин прослезился:

-Вы, товарищ, очень правильно говорите. Назначаю вас в Наркомпрос. Комиссаром.

-Спасибо, Леонид Ильич, ой…, Владимир Ильич. Я приложу все силы и вообще… приложу. А пока мы осмотрим вашего товарища по партии Каменева.

-Да, да, да, - закивал Ленин, - Лева в последнее время сильно сдал. Он очень много работает над конституцией.

-Да-а, над ней работать трудно, - подтвердил вмешавшийся в разговор Либерзон, - Она такая…, объемная! – при этих словах он сделал недвусмысленный жест руками.

-Ну что, больной, как мы себя чувствуем? – с неизменной улыбкой проговорил главврач, подходя к кровати Каменева.

Тот мрачно посмотрел на врача и вдруг рявкнул:

-Ты чего, издеваешься, гад! Над старым большевиком!? Как себя чувствуем? Хреново, вот как! Кормят баландой! Телевизер только по вечерам! Сигарет не дают! Баб нету! Что это за жизнь!? Разве мы за это боролись, жизни свои клали, а!? Говори, наймит буржуазии!

Главрач слегка опешил от такого напора, а санитар Немирович подошел к Каменеву и молча показал стопудовый кулак.

“Совсем плохой” – опять мелькнуло в голове Джонсона – “На лечение уйдет много времени. Придется воспользоваться электрошоком. А что делать!?”

-Разрешайт мне посмотреть больной? – сказал он, обращаясь к главрачу.

-О-о! Коллега говорит по-русски!? – обрадовался тот.

-Э литл. Ниемного, - улыбнулся Джонсон, - Но всё понимайт!

-Да, да, - кивнул Либерзон, - Это главное. Лечить с пониманием!

Джонсон поплотнее запахнул белый халат и подошел к кровати Каменева. Тот притих и испуганно глядел на него взглядом загнанной лошади, на которую навели револьвер. Джонсон молча стал слушать его стетоскопом, многозначительно покачивая головой, потом наклонился и пощупал Стоуну живот, при этом одна его рука профессиональным движением просунула под одеяло пистолет.

Алекс вздрогнул от прикосновения металла, но доктор незаметным, но сильным движением надавил ему на какую-то точку и он вскрикнул от боли.

-Ты что, сволочь! Над больным издеваешься! Я в партии с 1898 года! Убью гада!

С этими словами Алекс выхватил из-под одеяла пистолет и направил на остолбеневшую группу людей и больных:

-Хенде хох! – заорал он, а для достоверности замахнулся на Джонсона, - Лягайт! Лягайт! В угол! Все в угол! Всех перестреляю!

В палате явно назревала революционная ситуация, правда верхи по старому жить не отказывались, хотя не прочь были жить и получше.

Низам уже все было до лампочки (Ильича).

 

ГЛАВА 14. Она любила его…

 

Главрач, доктор Либерзон и санитар Немирович сгрудились возле постели вождя, подняв руки. Владимир Ильич, следивший за развитием событий с нескрываемым интересом, приподнялся и простер к Стоуну руку в характерном жесте:

-Вот так, товарищи, вершатся революции! Достаточно одного решительного человека, освобождения от пут прогнившей морали – и вот результат! Лев Борисович, я надеюсь, вы передадите бразды правления мне?

-Пошел вон, сифилитик! – зарычал Алекс, - Иди, вон, к Троцкому. Слушайте меня! Мне нужен вертолет, миллион долларов в мелких купюрах и два парашюта. Иначе я убью всех!

-Я надеюсь, меня вы не убьете! – вскричал Владимир Ильич, - Я вождь, меня нельзя!

-Тебя в первую очередь, - с тихим смешком пообещал Алекс, - И учти: я не Каплан – не промахнусь! А ты, врач-вредитель будешь заложником! – при этом Стоун ткнул стволом пистолета в Джонсона. Тот почти натурально заверещал:

-Ай эм эн америкэн ситизен! Фак ёур больница! Бери в заложник твой врач!*

-Поговори еще у меня, кровосос. Пил кровя из трудового народа!? Признавайся!

“Во разошелся!” – подумал Джонсон – “Как по учебнику!”

-Ноу, ноу! – закричал он, - Кровь нет! Виски – ес!

-Ладно…, - Стоун взял Джонсона за шиворот и посмотрел на остальных, - Эй ты, слева. Да, да, ты! – он показал пистолетом на врача Либерзона, - А ну-ка иди сюда!

-Вы мне? – сделал удивленный вид тот, - Почему именно я?

Стоун сузил глаза и поднял пистолет повыше, чтобы Либерзон мог спокойно посмотреть в дуло.

-Я все понял, - сказал тот, - Только пальчик с курка уберите, а!?

-Снимай одежду! – вместо ответа сказал Алекс и подтолкнул Джонсона, - А ты иди, собирай. Все, кроме халата.

Пока Либерзон торопливо снимал с себя одежду, психиатрический контингент с нескрываемым любопытством следил за развитием событий. Один только Дзержинский вел себя очень нервно и один раз даже попытался броситься на Алекса, но на пути почему-то наткнулся на кулак Немировича, после чего отлетел в угол с заметно покрасневшим ртом.

“Самое время позаботиться о белизне ваших зубов!” – мимолетом подумал Джонсон, собирая одежду Либерзона. В трусах тот выглядел довольно смешно и был похож на Зиновьева, которого так недоставало до полной труппы.

Алекс быстро переоделся в костюм Либерзона, который ему очень шел и крикнул Немировичу:

-Эй, ты! Гони ключи от палаты!… Давай, давай, я знаю, что они у тебя.

Немирович с кряхтением бросил ключи Алексу. Тот поймал их на лету и, упирая ствол в Джонсона, пошел к выходу.

-Никому не трогаться! Будет шум – я убью этого, а потом вернусь и перебью всех! Ясно!

По единодушному молчанию было ясно, что смысл сказанного глубоко проник в каждого.

После этого он выволок Джонсона в коридор и запер дверь в палату.

-Телефон! – прошипел тот, показывая Алексу на телефонную коробку в углу под потолком.

 

* я воще из Америки и ваши поганые лечебницы меня не колышат. Разбирайся со своим лечащим врачом, понял!

 

Алекс небрежно вскинул пистолет и дважды нажал на спуск. Оглушительно прогремели два выстрела. Коробка разлетелась на куски.

-Идиот! – прохрипел Джонсон, - Надо было без шума!

В это время в коридор вбежал охранник в черной униформе с дубинкой в руках.

-Какого ху…, - он не успел договорить, поскольку Алекс так же небрежно нажал на спуск в третий раз. Охранник издал короткий вопль и повалился на пол. Из палат были слышны визги и крики недовольных пациентов.

-Ты идиот! – уже не стесняясь закричал Джонсон, - Мокрушник, фак ю! Крэзи революсьёнер!*

-Заткнись! – сурово прикрикнул Стоун, - Революции в белых перчатках не делают! Где тачка!?

-Во дворе, - махнул рукой Боб, - У выхода.

-Деньги в условленном месте!?

-Да. В бардачке. Не забудь сменить машину. Жду на конспиративной квартире.

-Жди меня, - кивнул Стоун, - А теперь для достоверности, извини, - с этими словами он двинул Джонсону под глаз. Тот отлетел к стене, пытаясь вспомнить, как в таких случаях следует поступать.

-Сволочь, - наконец сказал он, ощупывая глаз, - Большевистская морда! Жидомассон!

Стоун ничего этого уже не слышал. Он пробежал до вестибюля, где страшно испугал уборщицу, выскочил на улицу и подбежал к черной «Волге». Водитель мирно дремал на сидении.

Алекс резко распахнул дверь автомашины. Водитель от неожиданности выпал наружу. Стоун с недружественным выражением лица навел на него «Вальтер»:

-Лежать! Не дергайся! Пристрелю!

Эти три коротких, доходчивых слова были очень понятны и водитель затих, лежа животом на асфальте. Алекс быстро осмотрел его карманы и вытащил бумажник с документами, сигареты, зажигалку, ключи, носовой платок, авторучку и два презерватива производства неизвестной ему фирмы. Открыв бордачок, он увидел в углу газетный сверток, в котором угадывались крупные купюры.

-Будешь лежать тихо и считать до ста, иначе я случайно могу нажать на спуск. Фирштейн?

-Ага, - коротко вздохнул водитель. До ста, пожалуй, он мог сосчитать, хотя это было непросто.

«Волга» взвизгнула колесами и рванула с места. Осенние листья дружной стайкой перепорхнули с места на место. Уныло вякнула ворона на ветке.

“Двадцать один, двадцать два, двадцать три…” – тихо считал про себя водитель – “Тьфу, кажется сбился. Раз, два, три…”

* По-моему, ты погорячился, друг мой. (англ)

 

Алекс гнал машину, вспоминая свои тренировки на полигоне в школе ЦРУ на «Мерседесе 600». Минут через десять он понял, что эта машина несколько отличается от «Мерседеса», поскольку внезапно что-то заскрежетало при очередном попадании в выбоину.

Алекс проехал еще пару километров и остановился, поскольку он уже был на шоссе, а машина уже перешла на рычание. Алекс вышел из машины, вытащил из бордачка деньги и вынул ключи из замка зажигания. Махнув пару раз рукой, он остановил проезжавшее транспортное средство, марку которого определить не смог.

-Тебе куда? – дружелюбно спросил водитель.

-В Минск. На проспект… этого, как его…

-Ленина?

-Что ты, что ты, - испуганно замахал руками Алекс.

-Тогда Машерова…, - предположил водитель.

-Во! Его! Там еще дворец спорта…

-Точно, - кивнул водитель, - Есть. Поехали.

Дорога заняла всего минут тридцать, причем Стоун в это время пытался как следует запомнить сценарий предстоящей встречи с резидентом.

“Ровно в пять часов шесть минут, ровно в пять часов шесть минут, ровно в шесть часов пять минут” – без устали повторял про себя он – “Мужчина в горчичном плаще с книгой «Отравленный компот». На первой странице, на первой странице. Компот отравленный. Плащ горчичный. А какого цвета горчичный плащ? Пароль: «Она любила его и детективы Чейза». Отзыв: «Не хотите ли по сто пятьдесят с пивом?». По сто пятьдесят. С пивом.

Стоун лихорадочно повторял про себя ключевые моменты рандеву, не замечая того, что его голова, перегруженная основами марксизма-ленинизма в дурдомовском исполнении, уже дала сбой во времени встречи, что не могло не сказаться на дальнейшем.

Водитель высадил его на проспекте, с благодарностью взял какую-то денежную единицу с рисунком медведя и уехал, оставив неразгаданную тайну марки автомобиля.

Алекс подошел к стадиону на проспекте Машерова ровно в шесть часов и некоторое время осматривался, выбирая, какая из скамеек скорее всего левая.

Не совсем понимая, с какой стороны надо смотреть, Алекс оглянулся, прикидывая, кто из сидящих на лавочке, может быть резидентом.

На одной из скамеек как-то особенно конспиративно сидел невзрачный мужичонка в пальто цвета потрепанной кошки и сквозь очки смотрел на лежащую на коленях книгу.

“Он!” – екнуло в груди у Стоуна и он опять огляделся по сторонам. Ничего подозрительного видео не было: влюбленная парочка целовалась на третьей справа скамейке, на третьей справа сидела старушка и что-то вязала, рядом с ней играл маленький ребенок, на второй скамейке сидел в дым пьяный мужик, никак не могущий подняться со скамейки. Все дышало спокойствием и умиротворением.

Стоун легкой независимой походкой подошел к скамейке, на которой сидел мужик в пальто и попытался разглядеть название книги, но ему только удалось прочитать «Анна».

“Анна!” – вспомнил он – “Анна Болышева!”

Алекс как можно спокойнее попытался закурить сигарету и, словно случайно, повернулся к мужику:

-Она любила его. И по сто пятьдесят с пивом…, - тихо сказал он.

Мужик оторвался от книги и внимательно посмотрел на Алекса.

-По сто пятьдесят с пивом – это хорошо. Угощаешь?

У Алекса слегка помутилось в голове. Что-то здесь было не так. Упущено какое-то слово. Он вдруг вспомнил:

-А Чейза! Чейза ты любишь?

-Да, - кивнул мужик, - Люблю. И Чейза, и пиво.

Алекс кивнул. Все сходилось. Оставалось только следовать приказам незнакомца.

-Меня зовут Алекс. Слушаю дальнейших указаний, - сказал он.

Мужичок, вроде, немного удивился, но потом улыбнулся:

-Алексей, значит. А я Гриша. А указания…, так ты сам сказал: по сто пятьдесят с пивом. Значит, пойдем на бугорок.

-Пойдем, - кивнул Стоун, - Бугорок - это условное название?

-Ага, - кивнул Гриша, - Условное. Условия хорошие. Сейчас увидишь…

 

ГЛАВА 15. Ошибка нерезидента.

 

Окунев отлично выспался в гостинице, знакомой ему еще по старым временам. Да-а, сколько здесь было всего! Количество выпитых бутылок не поддавалось достоверному исчислению, а количество женщин можно было просчитать чисто умозрительно – по количеству проведенных дней, поделенному приблизительно на шесть, поскольку в субботу они почти всегда работали, а вечерами часто задерживались.

Встреча с майором Козленком была назначена на 10-00, хотя её вполне можно было назначить и на 10-15. Протокол допроса Брауниса, а точнее Джона Брауна должны были распечатать еще вчера, но ни Григорий Петрович, ни Петр Данилович вчера распечатки протокола не дождались.

После того, как Браун подписал все страницы протокола допроса, было ясно, что на невидимом фронте борьбы с резидентами иностранных разведок одержана крупная победа.

На радостях они пообещали Джону, что за примерное поведение и содействие следствию он больше двух лет не получит, и то в привилегированной колонии, где будут приличные кровати, приличные соседи и телевизор.

Джон при этом прослезился и сказал, что хочет остаться в Белоруссии или России и пройти по Красной Площади в белой спортивной форме с негритенком на руках.

-Это будет мой сын! – воодушевлено воскликнул он, - Представляете: все кругом в белом, знамена, и два негра!

-Впечатляет…, - кивнул головой Козленок, - Игра на контрастах. Это нравится нашим руководителям…

-Да, - подтвердил Окунев, - В этом случае можно рассчитывать на смягчение приговора. Можно даже фамилию сменить. Ты какую хотел бы?

-Мне очень нравится фамилия Иванов. Это возможно?

-Довольно редкая фамилия, - задумчиво сказал Козленок и закурил сигарету, как будто обдумывая, - Ладно, подумаем. В качестве запасной предлагаю фамилию Рабинович. Не возражаешь?

-Да нет, вроде ничего…. Только имя-отчество пусть будет Иван Иванович. Хорошо?

-Ладно, иди отдыхай! – Петр Данилович нажал на кнопку вызова и Джона увели в камеру.

-Ну что, Григорий Петрович, поздравляю с успехом! – с улыбкой сказал Козленок, когда Джона увели, - Крупную рыбу поймали!

-Взаимно, Петр Данилович. Только рыбка то не очень того…. Он уже в тираж вышел…

-Ну не скажи. Все-таки инструктором работал в спеццентре ЦРУ. Это не хухры-мухры. Мне бы так поработать!

-Да-а-а, - мечтательно потянулся в кресле Окунев, - Представляешь: несколько месяцев на закрытом полигоне где-нибудь в Крыму в типично американских условиях! После этого уже ничем не напугаешь!

-Ну, в Крыму, положим, уже не выйдет – Украина, как-никак. А вот на Кавказе можно. Фрукты, море, девушки…

-Абхазы, чеченцы…, - продолжил Окунев.

Козленок с укоризной поглядел на него:

-Зачем настроение портишь? Так хорошо было…

Окунев виновато поднял руки:

-Виноват! Предлагаю ко мне в гостиницу. Посидим, обсудим успех.

Петр Данилович посмотрел на него внимательным взглядом, который мог принадлежать только разведчику:

-Принимаю. Значит так, сейчас отдам протокол на распечатку, потом к тебе…. По паре пузырей и по пиву. Идет?

Окунев молча кивнул. Он хотел предложить то же самое.

Козленок снял трубку и коротко буркнул:

-Хвыля? Козленок. Я сейчас отбываю с Окуневым. Бери все звонки на себя. Понял? Вот и хорошо.

Он положил трубку и решительно встал из-за стола:

-Ну, допрос двоих остальных оставим на завтра. Картина, в принципе ясная. Надо немного отдохнуть. Ведь мы этого достойны!?

Окунев согласно кивнул. Он испытывал явную потребность в пиве. И не только в нем.

 

*

-Так что ты там говорил про Чейза? – Гриша налил Алексу и себе по сто грамм.

 На столе стояло четыре бутылки пива, бутылка водки и пара вяленых рыб, одна из которых была ободрана и разделана на куски. По особому заказу Стоуна на отдельном блюдечке лежал бутерброд с ветчиной.

Алекс и Гриша сидели в питейном заведении под народным названием «Бугорок» и обсуждали особенности текущего момента. Перед Гришей на столе рядом со стаканом лежала книга «Анна Каренина».

Стоун не сразу понял, что вопрос адресуется к нему, а когда понял, то некоторое время его обдумывал.

-Так это ты должен знать! – наконец сказал он.

-Я-а? – искренне удивился Гриша, - Я ж тебе уже сказал: люблю Чейза, что б я сдох! А ты как?

-Я тоже, - кивнул Алекс, - Уважаю…

-За это нельзя не выпить! – Гриша поднял стакан.

Алекс молча поднял свой и также молча его выпил. Подзабытый вкус водки напомнил ему про переход границы и пограничников. Алекса передернуло.

-Запей! – приказал Гриша, заметив это.

Алекс налил пива и сделал несколько глотков. По телу распространялось тепло. Он закурил и миролюбиво посмотрел вокруг: кругом были милые, приятные люди, а само заведение располагало к содержательной беседе.

-А ты давно здесь в резидентах? – спросил он Гришу.

-Да-а. В резидентах я здесь давно-о-о. Как открыли. Место хорошее, да?

-Да, - кивнул Стоун, - Для конспирации хорошо…

-За конспирацию! – поднял стакан Гриша. Алекс не успел заметить, когда тот успел его наполнить. Посмотрев на свой, он увидел, что тот тоже наполнен.

-За неё! – согласился Алекс и залпом выпил.

Через пару минут люди вокруг и само заведение стали еще более симпатичны.

“Почему я здесь раньше не был?” – грустно подумал он. Алекс тихо вздохнул: он понял, что лучшие годы прошли зря.

-А ты сам откуда? – внезапно спросил Гриша. Он сидел с сигаретой и внимательно разглядывал ободранную рыбу.

-Оттуда! – Алекс неопределенно мотнул головой в сторону буфетной стойки.

-Понятно, - засмеялся Гриша, - То-то я смотрю костюм у тебя странный. Не гармонирует.

Алекс посмотрел на свой строгий темный костюм и сравнил его с одеждой сидящих в заведении людей: он выглядел гораздо более модно одетым.

-Так получилось, - тихо проговорил он, - Пришлось бежать…

-Это я понимаю, - кивнул Гриша, - Жена, дети. Иногда так хочется сбежать. Ладно, давай за гармонию!

Алекс посмотрел на налитый стакан, потом на Гришу. Тот сделал большой глоток в один стакан и крякнул. Алекс чуть отпил и хотел поставить стакан, но Гриша удержал его руку:

-За гармонию надо до дна!

Приказ резидента надо было выполнять и Алекс молча допил стакан. Становилось жарковато и он закурил. Несколько минут они с Гришей молча обозревали  окружающую обстановку. Гриша долил себе пива и многозначительно кивнул на пустую бутылку из под водки:

-Слышь, Лексей. Орудие пролетариата опустело. Надо запасаться по новой!

Стоун решительно встал из-за стола и направился к стойке: он был обязан выполнять все дальнейшие распоряжения резидента. В конечном итоге именно от него зависело, насколько быстро Алекс покинет эту страну.

Нет, не то чтобы он питал какие-то чувства неприязни к ней – совсем напротив: это была вполне приятная страна с приятными людьми, и климат здесь был неплохой. Но воспоминания о пограничниках Степане и Петрухе, а потом месяцы, проведенные в психбольнице, вызывали у Алекса озноб, а мысли начинали путаться.

Вот и сейчас, подойдя к стойке, он чуть не забыл, зачем подошел, и лишь голос продавщицы вернул его к реальности.

-Вам что? – почти ласково спросила весьма накрашенная женщина за прилавком.

-Мне? – почти изумился Алекс, - Этой, как её. Ну вот этой, - и он показал на стойку.

-«Беловежской», что ли?

-Да, да. Я к тебе прилетаю… или улетаю?

-Шутник, - рассмеялась продавщица, - Сто пятьдесят зайчиков.

-Кого? – тупо переспросил Алекс.

-Зайчиков! Кого!? Не слонов же!

Алекс судорожно попытался вспомнить отрывки лекций про животный мир Белоруссии и был вынужден признать, что этот курс он слушал невнимательно, или забыл в психушке.

-У меня с собой нет… зайцев, - пробормотал он.

Продавщица презрительно посмотрела на него:

-А еще костюм одел! Интеллигент! А что ж у тебя есть?

-Во-от, - и Алекс вынул из кармана большую пачку белорусских денег.

-А говоришь нет! – взмахнула руками продавщица, - Да у тебя здесь на машину хватит! Вот эти давай! – и она взяла у Стоуна пару банкнот.

Посетители в зале с завистью поглядывали на Алекса, а пара среднепропитых типов стала менять дислокацию поближе к нему. Алекс взял на сдачу два бутерброда с колбасой и вернулся к столику. Гриша сидел все в той же позе, только рыба была практически съедена.

-Ты чего так долго? – спросил он, отдирая последний кусок от хвоста.

-Водку выбирал. Не знал, какую взять.

-А чего выбирать то!? - удивился Гриша, - Единственное, чего надо смотреть – это чтоб водка свежей была! В школе, что ли, не учили?

Стоун попытался вспомнить про курс алкогольных напитков в школе ЦРУ, но про определение свежести водки ничего вспомнить не мог.

“Все забылось!” – c тоской подумал он, -  Факин крэзи хауз!*

-Чего говоришь то? – спросил вдруг Гриша, - Какой Факин? Это ты про Женьку, что ли? Давно я его здесь не видел! Он мне, гад, еще две бутылки пива должен остался!

Стоун понял, что он начал говорить вслух, не замечая этого и огорчился еще больше. Он внезапно вспомнил оставленных в больнице Владимира Ильича, Маркса, Энгельса, Троцкого и других товарищей и ему стало их искренне жаль. В конечном итоге, у них у всех была своя нелегкая судьба, свои идеалы, свои диагнозы и лекарства – все то, чего он сейчас был лишен. Алекс вздохнул и налил по стаканам водку.

-Давай за товарищей! – тихо сказал он, - За Ленина, за Маркса…

Гриша подозрительно посмотрел на него:

-Чего это? Почему за них? Я, например, против экспроприации…. Ленин был неправ! Очень неправ!

-Ленин сейчас очень болен. И Маркс с Энгельсом тоже…. Э-э-эх, жизня! – опять вздохнул Алекс и залпом выпил.

Гриша несколько секунд с опаской смотрел на него, потом тоже выпил и, переводя дыхание, спросил:

-А с Троцким ты, случаем, не знаком?

-Как же! В одной палате были! Интересный человек, хоть и еврей!

Гриша сочувственно причмокнул:

-Да-а, брат, здорово же ты намедни нажрался. Белогоры начались! Пойдем ка домой! Ты где живешь то?

-Я-а? – пьяно улыбнулся Алекс – Воще то в Калифорнии.

-Понял, - буркнул Гриша, - А я в Акапулько. Ладно, пойдем к Федьке. На Вилейскую. Это поближе, чем Калифорния. Хотя удобства, конечно…. Не те, в общем!

 

* я, кажется, сегодня немного рассеян (англ)

-На конспиративную квартиру? – воспрянул духом Алекс, - Пойдем! А на удобства… мне плевать на удобства. Революция, блин, все спишет!

-Понял, понял, - кивнул Гриша, - Мы свой, мы новый мир построим…. Слышь, как ты думаешь, мы уже хорошо замаскировались?

Алекс посмотрел на Гришу но разглядеть его как следует уже не мог.

-Х-р-рошо, - мотнул головой он, - Я тебя плохо вижу.

-Значит можно идти, а то трезвыми как-то не с руки, Федька не поймет! - заявил Гриша и допил пиво из бутылки.

Он захватил недопитую бутылку водки, два бутерброда и, придерживая Алекса, направился к двери.

 

 

ГЛАВА 16. О врачах-вредителях

 

В 10-00 Григорий Петрович Окунев вошел в здание КГБ Белоруссии со стороны служебного входа. На него был выписан временный пропуск сроком на 14 дней, поэтому на какое-то мгновение Окунев ощутил прилив ностальгии и тоску по тем временам, когда контрразведчики всех республики жили одной большой, дружной семьей и дружеская вечеринка на берегу озера где-нибудь в Белоруссии через пару дней могла смениться жарким застольем где-нибудь в Таджикистане или Туркмении.

“Твари, .. твою ..ть!” – подумал Григорий про себя, хотя точно не отдавал себе отчета, кому он это адресует. Войдя в кабинет Козленка он шутливо приложил руку к голове:

-Разрешите, товарищ майор!?

-Заходи, Григорий, заходи. Чего там…. Водички хочешь… или пивка может быть? – при этом Козленок лукаво посмотрел на Окунева.

Вчера они прилично посидели у Григория в номере, причем пришлось еще бежать в буфет для “ подкрепления”, как обозначил суть дела Козленок. Они с грустью вспомнили былые времена, обсудили все политические новости, баб и рекламу на телевидении.

В конце вечера они пришли к обоюдному согласию, что уважают друг друга и достойны этого, что в 1991 году в Беловежской пуще все, присутствующие там, были явно в тяжелой степени опьянения, что надо по новой объединять всех славян и что американский президент – сволочь, хоть и бабник.

-Только, т-с-с! – зашипел при этом Козленок, прижав палец к губам.

-Почему? – не понял Окунев.

-Это секретная информация! Не имею права…. Тебе, как другу!

-Понял, - кивнул головой Окунев, - Буду соблюдать режим секретности.

Не ясно было, правда, на какую часть информации распространялся этот режим: то ли на то, что президент – сволочь, то ли наоборот, что он бабник.

В конце вечера оба контрразведчика в едином порыве исполнили народную песню «Боль моя, ты покинь меня…» и допили всё, что было. Так что сегодняшний намек Петра на пиво был совершенно прозрачен.

-Хорошо бы…, - вздохнул Окунев.

Козленок набрал номер телефона:

-Хвыля? Козленок. Сбегай ка напротив, в палатку. Чего-чего? Сам знаешь! Нет, бери «Минское». Штук пять... Жду!

-Ладно, Григорий. Теперь давай обсудим итоги нашей скромной работы…

-Так уж и скромной? – ухмыльнулся Григорий, - Считай, целую шпионскую сеть накрыли. С тайником и способом переправы. Это не х.., не худо, надо сказать! – Григорий вспомнил любимое изречение полковника Лисицына.

-Так то, оно так, да не совсем…, - тихо ответил Козленок, - Мы до конца не знаем всех лиц, вовлеченных в эту операцию…

-План «Зет», - подсказал Окунев, - У нас он так проходит.

-Да нехай, хоть план «Клозет», - махнул рукой Петр, - Мне это до фени. Мне нужно знать, чего эти гады американцы задумали!? А этот Браунинг только и знает, что ему поручили вынуть какие-то материалы из тайника. А чего там, где – неизвестно.

-Но место тайника вы уже наверняка определили, - полуутвердительно спросил Григорий.

-Конечно! С точностью до десяти метров. Не хотели вести интенсивные поиски: вдруг с сопредельной стороны наблюдают!

-Разумно, - согласился Окунев, - А потом, не исключено, что это место заминировано. Кто его знает…. А что в тайнике, это элементарно. Я знаю!

-А-а-а!? – у Козленка слегка вытянулось лицо и в это время в комнату вошел Хвыля с сумкой в руках. Он молча подошел к Петру Даниловичу, сунул бутылки в стол и бросил туда кусок сухого льда. Видя, что Козленок очень занят, Хвыля молча удалился.

Окунев с молчаливой улыбкой откупорил две бутылки пива и элегантным движением почти опорожнил одну из них. Крякнув, он поставил её на стол и закурил.

-В тайнике находятся записи технологического процесса по получению стирального порошка под условным названием «Дуся» , - закончил он эффектную сцену.

Козленок молча опустился в свое кресло. По выражению его лица было видно, что он мучительно обдумывает, как ему реагировать на подобную информацию, если вообще на неё надо реагировать.

-.. твою мать! – наконец сказал он и закурил сигарету.

 Окунев был доволен. Он рассчитывал именно на такую реакцию своего коллеги и даже приготовился дальше развить свою мысль, однако он явно недооценил творческий потенциал Петра Даниловича Козленка.

-Так что же это получается, Григорий? Американцы сами не знают, что они ищут!? ЦРУ завалило трех агентов ради стирального порошка!? – Козленок вдруг разразился неудержимым хохотом, - Ну-у, дали под штангу!

Окунев тоже рассмеялся, но с оттенками некоторого превосходства – ведь до этого Козленок не знал, что, собственно ищет ЦРУ. Когда смех перешел в кашель, Окунев как-бы случайно обмолвился:

-А почему ты упомянул трех агентов, Петр Данилович? Ведь их было четыре!

-Причастность Каменева к закладке тайника мы пока доказать не можем. К тому же он страдает тяжелым психическим расстройством, которое не позволяет провести нормальный допрос. Я сам пытался с ним разговаривать – никакого толку: несет бредятину насчет какого-то шалаша и апрельских тезисов. Говорит, что Ленина видел…

-Про шалаш он врет: в шалаше с Лениным сидел Зиновьев. И апрельские тезисы он не писал. Типичная симуляция.

-Его смотрел сам профессор Либерзон! И остался уверенным в подлинности его болезни! – Козленок поднял вверх пальцы с сигаретой.

-Я не знаю, кто такой Либерзон, но знаю, кто такой Каменев…, - с чувством собственного достоинства ответил Окунев, - Это он выкрал документы у сотрудника органов в Нижнепропильске, это он сумел уйти там же от наружного наблюдения, и, наконец, я уверен, что это он заложил тайник и косит под психа – это в его положении самый выигрышный момент.

-Фотография есть? – тихо спросил Козленок.

Окунев вытащил из бумажника фотографию Каменева, сделанную в Нижнепропильске и протянул её Петру Даниловичу. Тот несколько минут рассматривал её, потом отодвинул в сторону.

-Да, это он, - в задумчивости проговорил майор, - Что ж, надо нанести повторный визит верному ленинцу…, - в его голове проступили угрожающие интонации.

-Профессора Либерзона будем вызывать?

-Обойдемся, - мрачно хмыкнул Козленок, - Я ему сегодня такого Либерзона покажу, что ему институт Сербского покажется детским садом!

Петр Данилович снял трубку телефона:

-Хвыля! Козленок. Позвони в психбольницу главврачу. Договорись, что сегодня мы подъедем для допроса Каменева. Да, опять. Ты не рассуждай, а выполняй! Как договоришься, позвони мне.

Майор положил трубку и тяжело вздохнул:

-Вот так приходится работать, Григорий. Ни на кого положиться нельзя – всех надо проверять! Никакой ответственности за порученное дело! А всех этих врачей… вредителей надо…, - он с каким-то садистким выражением сжал пальцы в кулак.

-Вообще-то фамилия Либерзон весьма подозрительна…, - сощурил глаза Окунев. Он откупорил еще одну бутылку пива и медленно пил её из горлышка.

-Еще бы! У него отец был врачом-вредителем, теперь вот сын…

-И вы доверили ему экспертизу? – недоуменно спросил Григорий.

-Он считается крупнейшим знатоком, - пожал плечами Козленок, - Имеет научные труды, женат, двое детей, живет скромно…

-Это тем более подозрительно! – заметил Окунев, - Обычно это характерно для врачей с фамилией Иванов…

-Доктор Иванов, кстати, выступает сегодня на симпозиуме с докладом на тему…, на тему…, - Козленок перебирал на столе бумаги, потом вытащил какой-то лист, - На тему «Би…

В кабинет вдруг вбежал старлей Хвыля. Было видно, что он растерян.

-Товарищ майор! Больной Каменев сбежал из больницы, избит профессор из Америки, тяжело ранен охранник..

-Би… лать, - автоматически закончил фразу Козленок.

 

ГЛАВА 17. Особенности стихийных выступлений в психбольницах

 

Доктор Джонсон сидел у себя в номере в гостинице «Юбилейная» и проклинал тот день, когда генерал Даун уговорил его на эту заграничную командировку.

Когда они обсуждали подробности предстоящей операции в уютном кабинете генерала в Вирджинии и тот объяснял  Бобу Джонсону все особенности текущего момента в Белоруссии, Боб никак не мог предположить, что риск, связанный с пребыванием в стране со статусом «А», может включать в себя риск получения в морду от своего же сослуживца.

“Нет, какова сволочь, а!?” – удрученно думал Джонсон, осматривая в зеркало свою физиономию с подбитым глазом – “Мне в морду! Для достоверности, а!? Падла!”. Окончательно расстроившись, доктор Джонсон налил себе водки и выпил, закусив яблоком. Подойдя к окну, он с неубывающим чувством личной неприязни к Каменеву (Стоуну) продолжал размышлять о том, что произошло.

Когда он немного пришел в себя после сильного потрясения от удара Стоуна в глаз, его первым естественным желанием  было догнать убегавшего и провести свой коронный удар ногой в паховую область, и это было понятно. Сдержать себя стоило больших трудов: Джонсон вспомнил, что сначала он все-таки врач, а уж потом агент ЦРУ. Кроме того, доктор из США, избивающий пациента клиники, навел бы на определенные размышления определенные службы, а это было равносильно провалу. Наконец, Стоун, обуреваемый жаждой свободы и параноидальным бредом большевистских идей, вполне мог пристрелить его, как и охранника.

Вспомнив об охраннике, Джонсон встал с пола и подошел к нему, лежащему на полу без признаков жизни.

“Fucking idiot!” – подумал Джонсон – “Seems to be dead. Na hera nasmertj?”*

Однако, пощупав пульс, Джонсон понял, что охранник еще жив и это его обрадовало. Боб профессиональными движениями снял с раненого куртку, рубашку и разорвал её на полосы (не свою же рвать!). Перевязав рану на груди, Джонсон только сейчас обратил внимание на множество криков, доносящихся со всех сторон коридора, причем совершенно разного содержания.

Из ближайшей палаты явственно доносился писклявый голос неопределенной половой принадлежности с просьбой отвести его (её) в туалет. Из палаты напротив грубый мужской голос требовал немедленно увеличить порцию компота.

Чуть подальше нестройные смешанные голоса выдвигали ультимативные требования к санитарам больницы, главврачу, президенту республики, международному фонду охраны редких и исчезающих видов животных, международному олимпийскому комитету, организации освобождения Палестины, международному валютному фонду, Организации Объединенных Наций и, наконец, к африканскому движению Чама-Ча-Мапиндузи.

Однако наибольший шум раздавался со стороны палаты №6. Сквозь резкий стук по двери, сопровождающийся очень сложными деепричастными лексическими оборотами и обещаниями оторвать различные части тела, пробивался тонкий голосок Владимира Ильича и рычание Феликса.

-Товарищ Каменев, откройте дверь! Вы нарушаете партийную дисциплину! «Аврора» еще не заняла исходную позицию! Матросам еще не дали водки! Женский батальон еще не заступил на дежурство! – тщетно призывал Владимир Михельсон (Ленин).

 

* Вот чудак, а! Кажись замочил человечка. Зачем такие неконтролируемые действия?

-Открой, контра! – рычал Феликс, - Лучше открой, а не то тебя в гроб будут вилами укладывать!

Но больше всех, чувствовалось, переживал доктор Либерзон:

-Товарищи! – кричал он, - Этот псих украл у меня костюм за 200 долларов! Вы представляете!

Развитие  ситуации явно переходило в неконтролируемую стадию. В этот критический момент Боб Джонсон внезапно вспомнил цитату из учебника ЦРУ «Поведение агента за границей» (издание 11-е) раздел «нештатные ситуации» страница 55.

“В случае попадания в ситуацию, не представляющую прямой угрозы жизни и/или свободе агента, а также в случае невозможности отказаться от употребления спиртных напитков, рекомендуется расслабиться и, по возможности, извлечь из ситуации максимум пользы для выполнения задания” – говорилось там.

Боб запомнил это изречение наизусть и оно его выручало, особенно, когда возникала указанная выше нештатная ситуация (в основном это было связано с непланируемыми контактами с женщинами и большого (свыше 150 грамм) употребления крепких спиртных напитков)

Вспомнив учебник, Джонсон понял, что надо делать. Он подбежал к палате № 6 и, как и ожидал, увидел, что ключ торчит в двери: Стоун не имел времени вытащить ключ, а может быть просто забыл про него.

Боб огляделся вокруг и, не увидев никого, кроме лежащего охранника, растрепал себе волосы, распустил галстук, забросил его на плече и с болью в душе осторожно оторвал себе пуговицу на рубашке за 30 долларов. Теперь он выглядел хорошо. Джонсон, скривив физиономию, открыл дверь.

Первым в коридор вылетел санитар Немирович и с ходу заорал:

-Где!? Куда!? Убью!

Следом за ним выбежал доктор Либерзон в трусах и накинутом на плечи халате.

-Я вас умоляю! Срочно позвоните в милицию! – причитал он.

Главрач, выбежавший из палаты, был очень растерян, но он все же обратил внимание на стоящего с бледным видом доктора Джонсона.

-Коллега! – воскликнул он, - Вы не слишком пострадали!?

Джонсон понял, что на него, наконец, хоть кто-то обратил внимание и шмыгнул носом:

-Зыс сволач бит мне по фейсу! Рвать рубашка энд ругайт ми матер вордз. Я категорикалли протест против такой вид обращений энд требовайт паблик экскьюз!*

 

* требовайт паблик экскьюз = за козла ответишь! (англ.)

-Какой экскьюз? – тихим голосом уточнил главрач.

-Паблик! Сру ньюспейпа!* – нахмурился Джонсон.

-А-а, понял! – кивнул главрач, - Это прямо по коридору и направо. Дверь с буквой «М». Андестэнд?

-Ага, - растерянно проговорил Боб. Он понял, что здесь паблик экскьюз не пройдет, а о какой-либо компенсации со стороны властей можно было забыть.

Тем временем санитар Немирович тщетно стучал по кнопкам телефонного аппарата и кричал в трубку:

-Алло! Алло! Барышня! Дайте город!

Рядом с ним незаметно очутился Владимир Ильичи, заложив руку за отворот пижамы, повторял:

-Смольный вызывайте, Смольный! Коммутатор 111. Там должен быть Иосиф Джугашвили.

-Отвали Ильич! Смирилку надену! – завопил, не выдержав Немирович. Ленин тайком перекрестился.

Доктор Либерзон с тихими стонами ходил взад-вперед, пока Джонсон не показал всем на телефонную коробку и на раненного охранника:

-Зыс крэзи мен бит ми по фейсу, пиф-паф телефонен энд охрана. Хи нидз амбюланс!**

Только сейчас все высыпавшие в коридор обратили внимание на охранника и на пятно крови на полу. Доктор Либерзон застонал и привалился к стенке. Только главрач сохранял полное спокойствие.

-Немирович! – громко, но уверенно крикнул он, - Бери машину и дуй в город. Вызови милицию и скорую помощь!

-Какую машину, Андрей Вадимыч!? – застонал Немирович – Легковая сейчас в Минске, а санитарная не на ходу – Вася вчера радиатор снял – паять нужно!

-Васю…, Васю я завтра в карцер посажу! – заскрежетал зубами главрач, - Ладно, Коля, мотай до ближайшего телефона. Только бегом!

-Вы что, Андрей Вадимыч! Я ж сдохну! – взмолился Немирович.

-Ничего, ничего! Главное – чтоб воля была, к победе… Беги, говорю, или я ваши театральные представления обрисую в соответствующих органах.

Ленин и Маркс, стоящие рядом, желчно засмеялись.

Немирович сорвался с места и побежал на выход.

-А вы, доктор Либерзон, помогите мне перевязать охранника! – суровым голосом сказал главрач, однако тот продолжал стоять, прижавшись к стенке, и пытался подавить частую икоту.

-О’кей! Ай вил хелп ю!*** – сказал Джонсон голосом бывалого мужчины и засучил рукава.

Главрач растроганно смахнул с краешка глаза невидимую слезинку.

*статья с извинениями в «Дейли Миррор» меня устроит (англ)

** сейчас коньки отбросит! (англ – сакс диалект)

*** Ладно, давай штопать, что ли (шотл.диалект)

                         *

Вспоминая все это, доктор Джонсон еще раз ощупал синяк под глазом и еще налил себе водки. Он чувствовал глубокую обиду по отношению к Алексу и чувство, похожее на симпатию к главрачу Андрею Вадимычу.

Еще он  испытывал чувство глубокой благодарности, но, как ни старался, не мог определить к кому и почему.

Ровно в шесть пятнадцать вечера того же дня в номере гостиницы Джонсона зазвонил телефон. Боб снял трубку.

-Племянник на поезд не сел. Тетя очень его ждала. Шлите телеграмму, - тихо сказал мужской голос и в трубке послышались короткие гудки. В переводе на английский это значило следующее: “Агент на встречу не явился. Ждал его очень долго. Прошу дальнейших указаний”.

Джонсон со злости налил себе еще грамм 70 водки.

“Ну Стоун, ну, погоди!” – с тихой ненавистью подумал он.

 

ГЛАВА 18. Особенности конспиративной квартиры.

 

Пробуждение Алекса Стоуна на следующий день, после того, как они отправились с Гришей на конспиративную квартиру к Феде, можно было считать самым неприятным за последние десять лет оперативной работы.

Открыв глаза, Алекс минут тридцать не мог сообразить, где он находится. Рядом с его физиономией почему-то находились чьи-то ноги, одетые в рваные, дурнопахнущие  носки. Остальные части тела терялись в полумраке под одеялом, но можно было догадаться, что это мужчина.

Рядом с кроватью лежал на полу полуодетый, слегка выбритый тип в черных трусах по колено и дико храпел. В одной руке он сжимал пустую бутылку из-под водки «Зуброука», а на груди у него застыла в вечной скорби полуобглоданная килька.

“Где это я?” – мелькнул в голове у Алекса совершенно резонный вопрос с логическим продолжением – “И чьи это ноги?”. Затем последовалo еще более естественное высказывание своих мыслей, сделанное уже вслух:

-Oh my God! Башка пополам!

Лежащий на полу тип что-то пробормотал и перевернулся на бок. Килька упала на пол с тихим шелестом.

Однако Алекс совершенно неожиданно почувствовал моральное освобождение от оков психиатрической больницы, даже при всей неординарности ситуации и дико болящей голове.

“Наверное это один из секретов местных резидентов – шоковая терапия” – догадался он и встал с кровати. Неопознанные ноги при этом  убрались под одеяло. Подойдя к изголовью, Алекс узнал лицо местного резидента Гриши. Оно напоминало слегка помятый помидор и никак не соответствовало лицу агента ЦРУ.

“Здорово маскируются! Совсем на шпиона не похож! – с уважением подумал Алекс и вышел из комнаты.

В коридоре было еще темнее и Стоун сразу же натолкнулся на батарею пустых бутылок, стоящих в углу. По коридору пошел веселый бубенцовый перезвон. В комнате кто-то выругался непонятным выражением (Алекс успел только понять его окончание, где упоминалась какая-то собака с ненормальной сексуальной ориентацией для животного).

На кухне было посветлее и в лучах позднего, осеннего рассвета, Алекс разглядел стол, стоящий посередине, на котором угадывались следы вчерашней конспиративной сходки: на столе и рядом с ним стояло несколько пустых бутылок из-под водки и пива, лежали обглоданные рыбьи скелеты, огрызки колбасы и сыра, куски хлеба, огурцы, помидоры и немного квашеной капусты. В двух пустых консервных банках наподобие ежа были натыканы сигаретные окурки, издававшие вместе в банками непередаваемый, устойчивый аромат.

“Да-а, погуляли” – грустно подумал Алекс – “А, может, так надо для задания?”. Он не успел осмыслить это предположение, потому что увидел, что в одной из водочных бутылок еще явно осталось почти половина жидкости.

-Интересно-о, - сказал вслух Алекс и взял в руки бутылку. Повертев её, он совершенно неожиданно налил из бутылки грамм 110 в стоящий на столе стакан сомнительной чистоты. Пахнуло свежим водочным душком и это, как ни странно, не вызвало какой-либо негативной реакции.

-With a little help from my friends!* – пробормотал он и, выдохнув воздух, разом проглотил водку. Через несколько секунд Алекс почувствовал, что не все еще потеряно, и задание может быть выполнено, даже в таких неблагоприятных условиях.

-Похмеляемся? – услышал Алекс голос сзади и невольно вздрогнул. Обернувшись, он увидел подошедшего в кухню Гришу. Выглядел тот неважно: глаза опухли, нос покраснел и лоснился, как восковая свеча, щеки напоминали использованную наждачную бумагу.

-Похмеляемся? – сказал Гриша, - И это правильно! Традиция!! А традиции нарушать нельзя! С другой стороны – что такое опохмелка?

-Эта-а, - попытался Алекс вспомнить строки из учебника, - Снятие абстинентного синдрома…

Гриша посмотрел на него с подозрением и налил себе в стакан оставшуюся жидкость.

-Ты чё-то не то говоришь. Не знаю уж, как там кого снимают, с какого синдрома, а по-украински это звучит так: “Та же пьянка, тильки зранку!” Ха-ха-ха! – и Гриша проглотил водку. Пощелкав пальцами, он схватил щепоть квашеной капусты и бросил себе в рот.

 * Я пью до дна за тех, кто в море! (из англ. нар.песни)

 

Через несколько секунд он крякнул и сказал:

-Хорошо пошла, ангидрить её в качель! – после чего сел на табуретку и закурил. Стоун присел на другую. Несколько минут они молча сидели, осмысливая проделанную работу, потом Гриша сделал очень красивый жест рукой и спросил:

-А чё ты вчера всё насчет секретного задания говорил? Поясни…

Алекс почувствовал некоторое смущение: он не имел права раскрывать детали операции по материалам объекта «Лаборатория», с другой стороны, Джонсон предписал ему выполнять все распоряжения местного резидента, а это значило, что тот имел право на ознакомление с  проделанной работой и планам на её завершение. Это обязывало ко многому.

-Я должен завершить передачу всех материалов по объекту «Лаборатория». Они находятся в надежном месте на границе…, - шепотом сказал Стоун. В руке Алекс почему-то намертво сжал вилку с нанизанным огурцом.

Гриша посмотрел на него с нескрываемым любопытством, усугубленным выпитой дозой:

-Материалы из лаборатории!? Это где Витька Дрынов работает, что ли? Нашел кому верить! Никаких материалов у него сейчас нет. Последнюю партию сплавов он пихнул в Польшу еще месяца три назад. А сейчас лаборатория почти не работает! Так что свистит твой Витька. Он воще такой…. И на границу он больше не повезет – у него знакомого пограничника замели!

Алекс смущенно заерзал в кресле, не зная, что отвечать. Во-первых, он не знал никакого Витьки Дрынова, во-вторых, он не понимал, почему тот свистит, а в-третьих, в схему завершения операции никак не вписывалась Польша. Через неё даже не предусматривался запасной вариант отхода. И причем здесь были какие-то сплавы?

Алекс в растерянности откусил огурец:

-И что же я должен теперь делать?

Гриша хитро ухмыльнулся:

-Ну-у, во-первых, давай ка дуй в магазин, это здесь, напротив. Возьми пару пузырей и штук пять пива. А мы пока с Федькой помозгуем. Да-а, и, это…, надень вон Федькин плащ, а то ты как-то странно выглядишь в костюме.

Осмотрев себя, Алекс не нашел ничего странного: весь его облик, исключая мешки под глазами, говорил о том, что хозяин костюма вполне уважаемый человек, но, видимо, здесь этого было явно недостаточно.

Он вдруг вспомнил, что на лекциях по правилам и обычаям, принятым в России и большинстве бывших республик бывшего СССР, лектор особо заострял их внимание на том факте, что в этих республиках люди очень беспокоятся о взаимном уважении и часто просят подтвердить его при встречах, особенно когда встречаются в пивных или других питейных заведениях.

-Я вас понял, - кивнул Стоун, - Вопрос взаимного уважения…

-Да-а…, уж, - слегка задумчиво подтвердил Гриша. Он, видимо, сам не был уверен, что вопрос стоит именно так.

Алекс надел потертый плащ, предположительно принадлежащий Феде и, схватив пакет с родной надписью «Marlboro», исчез за дверью.

-Чудной какой-то, - пожал плечами Гриша, - Наверняка бормотухи пережрал. Эй, Федь! Ты еще не проснулся? Вставай, сейчас Алексей похмело принесет!

В комнате послышалось натужное кашлянье, неопределенные ругательства, затем характерный звук прочищаемых носовых отверстий. Через минуту в кухню вошел Федя, тщетно пытаясь разлепить веки. Видно это ему плохо удавалось, поскольку он сразу задел головой за дверь.

-Какой Алексей? – на всякий случай спросил он.

-Здрасьте…, - развел руками Гриша, - И ты туда же…. А кто вчера на брудершафт пил? А песни пели! «Подмосковные вечера» помнишь?

Федя нахмурился:

-«Подмосковные вечера»…, помню. Алексея… - нет!

-Ну ты совсе-ем…! – изумился Гриша, - Это с пяти бутылок водки? Совсем плохой стал! Ты смотри, в психушку не загреми!

Послышался звонок в дверь.

-А-а! Вот и Алексей пришел! – радостно объявил Гриша, - Сейчас всё вспомнишь!

Он ткнул сигарету в консервную банку и пошел открывать дверь.

 

ЧАСТЬ 2.  КРИВАЯ  РУКА

 

ГЛАВА 19. Два майора – не один старлей

 

Майор Козленок ходил по кабинету из конца в конец, испытывая сильное негодование.

После того, как старший лейтенант Хвыля сообщил ему и майору Окуневу о побеге Каменева из психушки, он был готов арестовать весь врачебный персонал больницы и лишь по совету Окунева и после консультации со своим начальством, он задержал только санитара Немировича а с главрача взял подписку о невыезде, после того, как того доставили к нему в кабинет для допроса.

При всем своем желании, усугубленным пережитыми событиями, главрач Андрей Вадимыч Топориков не мог рассказать ничего конкретного по этому, из ряда вон выходящему случаю.

Нет, конечно, на его богатой профессиональной практике бывали случаи буйных помешательств, всяческих маний и психозов – в этом недостатка никогда не было, потому как страна щедро поставляла человеческий товар такой категории.

Бывали даже случаи, когда пациенты, будучи в категории тихих, внезапно набрасывались на санитаров и докторов и наносили им тяжелые травмы. Особенно ему запомнился случай, когда тихая, даже местами миловидная психопатка, однажды бросилась на лечащего врача с криками “Он мой! Никому не отдам!” и откусила тому ухо.

Но это были обыденные, может быть слегка забавные эпизоды, на опыте которых потом писались диссертации и получались ученые степени. Этот случай, взволновавший КГБ, не был похож ни на какие предыдущие.

-Так, значит, пациент Каменев никогда не проявлял признаков агрессивного поведения? – наклонившись над Топориковым, спрашивал Козленок.

-Не-ет, - проглотил ком в горле Андрей Вадимыч, - Бывали, конечно, у него всякие бредовые идеи на почве вирулентных паталогических флуктаций спинномозгового тракта депрессивного характера, но это обусловлено полиневроидными явлениями с признаками амболентности.

Козленок, немного помолчав, с усилием поменял выражение лица на осмысленное и хриплым голосом переспросил:

-Вы в этом уверены?

-В чем, простите…?

-В амболентности…

-А-а, ну здесь нет никаких сомнений. Вся симптоматика налицо! Взять, хотя бы, анализ мочи…. Вы знаете, какое у него содержание эритроцитов? – доктор Топориков радостно улыбнулся.

-Догадываюсь. – Козленок сделал успокаивающий жест рукой, опасаясь, что ему придется выслушать все подробности составляющих анализа мочи, а, может быть, и не только её.

Окунев, молча слушающий интересную и содержательную беседу Козленка и Топорикова, решил вмешаться. В конце концов, он тоже выполнял задание.

-Андрей Вадимович, а что вы можете сказать об окружении пациента Каменева. С кем он больше всех общался?

-Общался…? – Топориков явно задумался, - Он вообще то был некоммуникабелен, больше книжки читал, или в потолок глядел. А из окружающих…, из окружающих, наверное, больше всех с Лениным контактировал…

-С Лениным? С Владимиром Ильичом? – Окунев переспросил, с крайней нотой удивления в голосе.

-Ну да…, их койки в одном ряду…. Вообще-то он, конечно, не Ленин, а Михельсон Владимир Лазаревич, но у него мания величия и назвает себя Лениным. А говорит то как! Заслушаешься! Ну вылитый Ленин!

-Можно подумать, что вы Ленина слышали…, - буркнул Козленок.

-А как же! Слышал, слышал. И видел даже. Раньше много фильмов про него показывали!

-Раньше…. Раньше и «Лебединое Озеро» чаще показывали, - опять буркнул Козленок, прикуривая вторую вподряд сигарету.

Топориков понял, что разговор уходит в сторону какой-нибудь номерной статьи УК и вежливо покашлял.

-Ну ладно, бог с ним, с Лениным. А еще с кем он еще общался? – миролюбиво положил руку на плече Топорикову Окунев. Тот слегка вздрогнул:

-Еще…? Еще, пожалуй, с Бухариным иногда общался…. А так скрытый был. Не знаю, чего в нем этот профессор из Америки нашел – типичный, обыденный случай психопатии…

-Ка-а-кой профессор? – насторожился, как собака, почуявшая дичь, Козленок, - Расскажите…!

-Так это, у нас консилиум тут был. Владимир Ильич занемог. Вот мы и пригласили несколько врачей с симпозиума к нам. Для практики, так сказать…

-И кто же был? – задумчиво улыбаясь, произнес Козленок.

-Ну-у, эта-а, профессор Иванов из Москвы,  доктор Либерзон, естественно, народный целитель Давай Лама, доктор Попович, это наш. Ну и профессор Джонсон с ассистентом Джонсоном. Из США.

-Интере-е-есно…, - протянул Козленок и взял трубку телефона, - Хвыля? Ну ка проверь, что у нас по доктору Джонсону и Джонсону из Америки имеется. Которые на симпозиуме участвуют. Да нет, я тебе не про таблетки говорю. Усек? Их двое Джонсонов…. На какого чего будет, то и давай. По пути можешь в палатку забежать, ну, сам понимаешь…, вот и выполняй!

Козленок положил трубку и улыбнулся улыбкой очковой змеи:

-Так вы рассказывайте, рассказывайте, Андрей Вадимович. Как к вам попал этот профессор, чего делал, чего не делал…

Топориков нервно помялся и попросил сигарету, которую ему с готовностью протянул Окунев. Пустив клуб дыма, Топориков пожал плечами:

-А чего, собственно, рассказывать? Мы сами пригласили его и других на симпозиум. Доктор Джонсон известный психотерапевт, имеет научные труды, воспитывает молодежь…

-Джонсона…?

-Ну да-а…, а причем здесь он?

-Подозрительно! – поднял вверх палец Козленок, - Слишком много совпадений!

Топориков не посмел опровергнуть столь очевидный факт и многозначительно протянул:

-Мда-а-а…

Окунев, которому главрач показался очень милым человеком, решил придти тому на помошь:

-Ну, а как они больного осматривали, о чем говорили, что предписали?

-Это вы о Ленине? – поднял голову Топориков.

-О ком же еще?

-Так они ж там все больные!

-О Ленине, Андрей Вадимыч, о Владимире Михельсоне…

-Так они все вместе его смотрели, все никак не могли придти к консенсусу, всю медицинскую науку изложили, а толку? Только Давай Лама вынес правильный диагноз!

-Какой же?

-Сифилис. Запущенный случай…

Козленок тихо сплюнул в угол. Окунев закурил третью сигарету.

-А дальше, Андрей Вадимыч! Как у Каменева оказался пистолет! К нему кто-нибудь подходил? Может из персонала кто-нибудь?

-Из персонала!? Нет, нет и еще раз нет! – Топориков решительно помотал головой, - Они хоть и прохиндеи местами, но на уголовное дело не пойдут – все проверены в соответствующих инстанциях.

-Однако спектакли в психушке устраивали, - вкрадчиво проговорил Козленок, - За деньги! А это статья!

Топориков поник головой и задымил сигаретой, горестно покачивая головой:

-Только вчера узнал, поверьте. Охранник сообщил. Конспировались, черти. Как революционеры…

-Верим, верим, Андрей Вадимович, - успокоил Козленок, - Поэтому мы вас даже не задержали…. Но как же пистолет попал к Каменеву, а?

Топориков недоуменно развел руками:

-Кто-то из посторонних принес. Но зачем!?

-Вот это мы и хотим выяснить, - с плохо скрытой угрозой проговорил Козленок, - И выясним! Ладно, идите…, пока…

Топориков медленно встал, взял пропуск и тихо вышел из кабинета. Было видно, что сегодня его ждет бессонная ночь или стакан крепкого напитка.

Через минуту зашел старший лейтенант Хвыля с тоненькой папочкой.

-Можно, Петр Данилович?

-Заходи. Пиво можешь вон в шкаф поставить. Ну-у, что там? Есть чем порадовать?

-Не знаю, как и чем, - слегка пошутил Хвыля, - Но в общем, этот Джонсон действительно медик. И труды имеет. И в симпозиуме участвует по приглашению Минздрава. Усе сходится!

-Так что ж ты тогда пришел! – удивился Козленок.

-А пиво!? – тоже удивился Хвыля.

-Тьфу! – сплюнул Петр Данилович, - Я то думал…

Хвыля обиженно пошел к выходу, потом остановился и как-то нехотя сказал:

-Только у того Джонсона, ну у того, который там, - Хвыля сделал многозначительный жест рукой в сторону стенки, - У того Джонсона на фотографии на книге усы, а у этого нету. Во-от…

Окунев первый вскочил с кресла и хлопнул Хвылю по плечу:

-Молодец, старлей! Капитаном будешь! Глазастый, черт!

Хвыля широко улыбнулся, но, встретив суровый взгляд Козленка, поторопился к выходу.

-Ну что, Петр Данилович!? Надо посетить доктора Джонсона. С официальным визитом, так сказать…, - Окунев закурил четвертую сигарету.

-Не так это просто. Надо у шефа разрешения спросить. Хоть этот Джонсон и не дипломат, но вони-и-и…. Ладно, возьму грех на душу…, - Петр Данилович хитро прищурился, вышагивая по кабинету. У него явно зрела какая-то глубокая мысль.

-Павлины, говоришь? Ха-а! – внезапно хлопнул ладонью по креслу Козленок и откупорил пиво.

 

ГЛАВА 20. Особенности конспиративной квартиры (ч.2)

 

Пробуждение Алекса Стоуна еще через день было еще более мучительным, хотя он потихоньку уже начинал привыкать к странному распорядку конспиративной квартиры.

Ему показалось очень необычным, когда её обитатели резидент Гриша и замрезидента Федя начинали свой день с 200 граммов водки с символической закуской, а в обед, состоящий из скромной смеси загадочных продуктов и хлеба, выпивали еще минимум по 250, причем активно привлекали к этому процессу Алекса неотразимым аргументом, изученным еще в школе ЦРУ: "Ты меня уважаешь?”

 Ужин заканчивался несколькими бутылками, причем окончание ужина и дальнейший выбор спального места носили уже стихийный, неуправляемый характер. Видимо при этом проверялась способность ориентирования на местности.

В этот раз Алекс проснулся на матраце в ванной, причем он почти сразу понял, что вчера кто-то пытался принять душ, а, увидев, во что превратились его (то есть доктора Либерзона) почти новые брюки, он вспомнил весь вчерашний вечер, полный драматизма. Таких возможных поворотов в агентурных заданиях ни в одном учебнике не излагалось.

После третьей бутылки водки резидент Гриша прямо спросил Алекса:

-Ладно, говори, что тебе надо сделать – сделаем! Так, Федь?

Федя, до этого сосредоточенно смотревший на тарелку с кусками колбасы и смесью из разных овощей, поднял голову, прищурился, и молча кивнул. После этого он опять стал смотреть в тарелку.

-Во! – сказал Гриша, - Это Федька говорит! А если он говорит – значит дело будет сделано. Так что там у тебя?

Алекс нервно потеребил граненый стакан и, собравшись с духом, выпалил:

-Во-первых, мне нужен новый паспорт, во-вторых надо забрать документы из дупла. Возле границы с Литвой. Пути отхода должны мне указать вы. Старый вариант крайне нежелателен.

Гриша несколько минут молча курил, кивая головой и рассматривая Алекса, потом сосредоточенно почесал в затылке:

-Паспорт, говоришь? Что ж, можно. 100 долларов. Это, если у тебя старый есть…

-Есть, - Алекс протянул Грише паспорт водителя Волги, - А вот долларов нет – мне почему-то при побеге не выдали. Но местная валюта есть. Сойдет?

Гриша поморщился:

-А сколько там у тебя. Учти – дело хлопотное!

Алекс вытащил из кармана пачку белорусских денег:

-Вот. Все, что дал доктор.

Григорий с деланным спокойствием пересчитал купюры и кивнул головой:

-Ладно, сойдет. Доктор выписал правильную дозировку. Еще и останется. На билет и на водку. Своим людям надо помогать. Но уж документы из дупла сам доставай – у меня радикулит. Давай по сто грамм!

Алекс уже привычным движением проглотил водку и закусил соленым огурцом. Он начинал любить этих простых, отзывчивых людей и их необычная привычка через каждые полчаса желать друг другу здоровья вместе со 100 граммами местного напитка уже не выглядела чудовищной.

-А теперь скажи, как собираешься отходить. А то понимаешь, нам с Федькой надо сориентироваться, - Гриша кивнул в сторону Феди, который взглядом, наполненным отсутствием всякой мысли, смотрел на тарелку с капустой. При этих словах он неожиданно кивнул и вынул сигарету из пачки.

Алекс тоже закурил и сделал неопределенный жест рукой:

-Я думаю через Украину. В Крыму сяду на какой-нибудь круизный теплоход. Вы мне должны посоветовать на какой лучше садиться…

Федя внезапно громко рассмеялся:

-Во артист! На какой лучше! На какой посодют! Ха-ха-ха!

Он выпил очередную порцию водки и многозначительно прошептал заговорческим шепотом:

-А насчет «Дупла» – это ты зря. Там щас новый хозяин – сволачь еще та. И жратва хреновая и водка дерьмо. Так что ты смотри, не того, не этого… Понял?

Алекс немного подумал и кивнул головой, хотя он не понял ничего, особенно в отношении нового хозяина дупла. Ему показалось, что его новый хозяин не может быть сволочью, кем бы он ни был, если только он не использует тетрадь с секретными материалами на примитивные нужды.

Очень непонятным казалось утверждение Феди о том, что обитатель дупла пьет водку, причем плохую. Что касалось особенностей питания – Алекс считал это делом вкуса. Сам он лично предпочитал итальянскую кухню, а за неимением её, ел местные блюда, полагаясь на чутьё разведчика.

Что ж, приходилось верить местным резидентам на слово, однако следовало удвоить осторожность. В связи с этим он не стал рассказывать Грише про пистолет «Вальтер», который он спрятал по пути к месту их встречи у Дворца Спорта. Возможно местный резидент не одобрил бы наличие оружия, как такового, а, может быть, и места, куда он его спрятал, хотя на взгляд Алекса мужской туалет в местной поликлинике был неплохим местом.

Выбравшись из ванной, Алекс сполоснул лицо и стал искать пиджак Либерзона, в котором, как он помнил, вчера ходил фотографироваться. В пиджаке почему-то спал Федя с неизменной бутылкой в руке. Гриши в квартире не было видно и Алекс решил, что тот ушел на связь с доктором или за паспортом.

Алекс как можно мягче вытряхнул Федю из пиджака. При этом из внутреннего кармана выпал бумажник. Странно, Алекс совсем забыл про него! Осторожно открыв, он обнаружил внутри паспорт, фотографию какой-то женщины с детьми и несколько денежных знаков, среди которых были несколько родных банкнот зеленого цвета с родными лицами.

“Доллары! Баксы! Грины! О Америка! Ты всегда заботишься о нас!” – с долей умиления подумал Алекс. Уже с большей уверенностью в завтрашнем и даже сегодняшнем дне он развернул паспорт. Алекс Стоун готов был увидеть все, что угодно, но только не то, что он увидел. С паспорта на него глядела собственная физиономия в слегка помятом исполнении, а под ней стояла фамилия, имя, отчество Либерзон Захар Моисеевич.

Алекс совершенно точно помнил, что отдал Грише паспорт водителя на имя Мудрича Ивана Ивановича и это его вполне устраивало, хотя фамилия и звучала немного претензионно. Но  фамилия Либерзон звучала еще хуже.

Алекс заскрипел зубами и закурил сигарету. Делать было нечего: на некоторое время приходилось стать Либерзоном. Посмотрев на паспорт, Стоун был вынужден признать, что подделка была выполнена мастерски, хотя и непонятно, как они смогли сделать так быстро. Немного портил вид подтек на первой странице, но его можно было объяснить дождем, хотя, скорее всего, во время процесса изготовления кто-то опрокинул емкость с водкой.

Алекс еще раз со вздохом поглядел на паспорт и с запозданием был вынужден признать, что на Либерзона он все-таки больше похож, чем на Мудрича.

”Хорошо они свое дело знают… Мастерство не пропьешь!” – подумал он о своих товарищах по конторе и ему стало немного грустно от того, что приходится их покидать. Особенно он хотел увидеть Гришу и выпить с ним стременную, но, видно, было не судьба.

Теперь предстояло позаботиться о своем гардеробе, который явно не соответствовал текущему моменту, хотя и было мокровато. Алекс снял брюки и повесил их на стул. Затем в шкафу нашел почти приличные брюки цвета чугуна и почти не рваную рубашку с ворсом. Одев сверху пиджак, Алекс посмотрел в зеркало и нашел себя вполне в форме, если принимать во внимание местные критерии.

Федя продолжал мирно спать и Алекс не стал его будить. Он пошел на кухню, отыскал наполовину опустошенную бутылку и налили себе по привычке 100 грамм. На столе осталась традиционно недоеденная закуска, включающая квашеную капусту и открытую банку килек в томате.

“Вот так мы расстаемся с друзьями…” – c грустью подумал он, после того, как выпил налитую водку и закусил капустой с кильками. Ему не хотелось покидать эту квартиру и капуста была такой вкусной, в Америке такой вообще не было, но нужно было ехать. Его ждали секретные материалы в дупле и он должен был доставить их по назначению.

Алексу внезапно пришли на ум цитаты из учебника по патриотическому воспитанию советской молодежи: “Партия сказала – надо! Комсомол ответил – есть!”. Из более ранних произведений для детей младшего школьного возраста вспомнились строки: “Как завещал великий Ленин, как учит коммунистическая партия…”.

“Да уж, Владимир Ильич сейчас учит…, как шалаши строить!” – улыбнулся Алекс, прикуривая. Пора было прощаться.

Он нашел лист бумаги и, подавляя вздохи, написал прощальное послание: “Good bye, my friends! I must complete my assignment. I will always remember you. God bless you. Your Alex”*

Записку он подсунул под стакан, справедливо полагая, что тогда её точно найдут, затем сделал глубокий вздох, надел потрепанный плащ цвета серой грусти и тихо закрыл за собой входную дверь.

Федя перевернулся во сне на бок и зачмокал губами.

    Над Минском вставал новый трудовой день.

*Пока, ребята. Мне пора на дело. За прием спасибо, за мной не заржавеет. Чтоб вам тоже пофартило. Ваш Леша. (фарси)

 

ГЛАВА 22. Иррегулярные торможения височных долей или Несколько слов о творчестве «Битлз»

 

-Итак, что мы имеем!? – в некоторой растерянности, с примесью раздражения спросил Козленок, после того, как они вышли из гостиницы «Юбилейная», где остановился Джонсон.

Они с Окуневым с трудом добились возможности произвести его допрос и теперь пребывали в некоторой растерянности, поскольку доктор Джонсон со своим ассистентом очень убедительно доказали, что их приезд в Минск на конференцию не имеет ничего общего с побегом из психиатрической лечебницы больного Каменева с диагнозом «маниакально-депрессивный психоз в вялотекущей форме».

-А почему вы заинтересовались именно этим больным? – спросил Козленок, когда они беседовали в номере.

Доктор Джонсон что-то сказал на заграничном языке своему ассистенту. В его голосе чувствовалось некоторое раздражение.

-Доктор Джонсон говорит, что ему было интересно, почему у больного психоз так вяло текёт…, то есть течёт…, - перевел Джонсон (мл.)

-А у других больных? Почему не у других больных? – спросил Окунев.

Джонсон что-то буркнул и выпил из стакана жидкости явно не фруктового цвета.

-Доктор Джонсон давно питал интерес к жизни такого политического деятеля, как Каменев, поэтому ему было интересно с ним побеседовать…. – ассистент был предельно вежлив, по крайней мере внешне.

Козленок хмыкнул: ему было все равно, какой был деятель тот Каменев, но то, что из больницы сбежал шпион Каменев – это было несколько хуже.

-И что ему рассказал этот политический деятель? – с сарказмом спросил он.

Доктор Джонсон скрипучим голосом что-то долго объяснял своему ассистенту, а тот долго кивал головой. Это начинало действовать Козленку на нервы.

-Доктор Джонсон говорит, что пациент Каменев является интересной психопатической личностью, с наклонностями парадоксально-параноидального характера с сиптоматическими отклонениями в левой полости цереброидального поля, причем это выражается в иррегулярных торможениях левовисочных долей латентного типа. Я не слишком просто излагаю? – этот вопрос ассистент, надо думать, задал уже от себя.

-Нет, нет, что вы! – в один голос заговорили Козленок с Окуневым, - Все очень понятно и нам тоже было бы интересно посмотреть на это-о…, торможение. Насчет цереброидального поля, конечно, не поспоришь, но вот хотелось бы знать: почему вдруг Каменев взял вас в заложники. И еще по морде дал?

-Цволачь! – вдруг воскликнул Джонсон, - Идьёт! Мокрушник! Май имидж! Фонарь под глаз!

-Доктор Джонсон говорит, что не ожидал такой реакции от больного и очень возмущен его поступком. Пострадал имидж профессора в качестве фонаря под глазом…

-Имидж – ничто, жажда – всё! – усмехнулся Козленок, - Можно водички? – внезапно добавил он. Джонсон в растерянности кивнул. Петр Данилович набулькал из стоящей на столе бутыли щипящего напитка. Окунев с завистью поглядел на стакан.

-Скажите, доктор, а вы когда-нибудь носили усы? – резко сменил тему разговора Окунев. Он чувствовал себя немного ущемленным тем, что Козленок не налил воды и ему.

Профессор сдержанно рассмеялся и, подойдя к Окуневу, фамильярно похлопал того по плечу:

-О, ес. Вен ай воз янг, ай хэд э мусташ энд бирд. Ивен Пол Маккартни бор бирд зис тайм!

Ассистент Джонсон подошел поближе, держа в руках стакан с алгогольным напитком типа виски «Грантс». Он явно немного нервничал, а, может быть, немного перебрал.

-Доктор Джонсон говорит, что в юности все носят бороду или усы. В те годы даже Джордж Харрисон носил усы!

Окунев слегка не понял переводчика:

-По-моему, доктор говорил про Пола Маккартни!?

-О-о-о! Вы понимаете по-английски!? – улыбнулся Джонсон (мл.)

-Ну-у, да…, э литл…, - Окунев покрутил в воздухе ладонью, как будто вворачивал штопор.

-А вам нравится Джордж Харрисон? - снова улыбнулся истинно голливудской улыбкой Джонсон (тот же)

-О-о ес, очень даже…. Я их всех уважаю…. Помните это-о, ну-у… “Вайл май гитар джентли випс!” – Окунев даже прикрыл глаза и вдруг окунулся в мир своей юности, позыбыв про все на свете, даже про то, зачем они сюда пришли. В ушах запело виртуозное гитарное соло Эрика Клэптона и чистая душа советского (российского) контразведчика незаметно очутилась в волшебной стране Битлз, где царили гармония и любовь.

-Григорий Петрович! – вернул его к действительности голос Козленка, - Давай про Харрисона в следующий раз побеседуем. Кстати, он с семинара?

-Кто? – натурально изумился Окунев

-Ну-у, Харрисон этот…

Окунев немного помолчал, потом отпил воды из стакана:

-Вообще то он из Битлз…

-А-а-а! Понятно. Это эти, четыре гарных хлопчика с Ливерпуля?

-Да…, они. Это моя молодость…, - Окунев тяжело вздохнул и случайно отпил виски из стоящего стакана.

-Велл, джентльмен, иф ю донт хэв эни фёзэ квесченз…, - развел руками Джонсон (старший).

-Господа, если у вас нет больше вопросов, то доктор Джонсон хотел бы посвятить некоторое время изучению накопленного материала, - резюмировал Джонсон (мл.)

-Да, да, конечно, - Окунев и Козленок почти одновременно поднялись с кресел и стали одеваться. Было видно, что они были бы не прочь посидеть еще немного.

-До свидания, господа, - кивнул Джонсон (мл.) и дверь за двумя майорами закрылась.

-They are too close to the matter. Pora delat nogi,* - в задумчивости проговорил доктор Джонсон.

-Yes, - согласно кивнул Джонсон (другой) – Too close…**

*

 

-Ну и что будем делать? Никаких концов! – еще раз повторил Козленок, когда они с Окуневым сели в машину.

-Так уж и никаких? – ухмыльнулся Окунев, - А показания шофера?

-А что там особенного? – Козленок пожал плечами.

-А ты вспомни его слова о том, что этот Каменев забралу него документы и бумажник!

-Ну-у-у…

-У Каменева нет с собой документов. Значит…, - Окунев сделал многозначительную паузу.

-Значит каким-то образом будет использовать документы Мудрича! – с радостной нотой проговорил Козленок.

-А будет их использовать при покупке билетов! – добавил Окунев.

-Это спорно, - чуть прищурил глаза Петр Данилович, - Он может отходить старым путем…

-Не думаю, - покачал головой Григорий, - Его два раза ловили на одном и том же месте, причем в последний раз он оттуда загремел в дурдом. Да он как огня будет бояться этого места!

-Но документы! Документы ему все равно надо достать!

-Да, надо, - кивнул Григорий, - И, скорее всего, он будет использовать какое-то подставное лицо, возможно даже вслепую.

-За местностью установлен усиленный контроль! – буркнул Козленок, - Незамеченным не пройдешь…

-Это хорошо, - согласился Окунев, - Но никоим образом нельзя спугнуть предполагаемого «почтальона». Ему надо дать возможность изъять содержимое тайника, сфотографировать, и проследить, где и кому он передаст содержимое. Не исключено, что это может нас вывести на след местной резидентуры, а это уже совсем другое дело и совсем другой результат.

*слишком глубоко копают, легавые. Пора сматываться (ирл. диал.)

** да, уж, мать их! (местн. идиомат. выраж.)

-И звездочка может упасть на погоны…, - мечтательно улыбнулся Козленок.

-Да не мешало бы…, - так же мечтательно ответил Окунев. Он уже давно видел себя в погонах подполковника.

-Ладно, Григорий, я отдам необходимые распоряжения нашим людям. Пока можешь отдыхать. Тебя отвезти в гостиницу?

-Нет, нет, не надо. Пройдусь пешочком. Погода хорошая, прогуляюсь. Пивка попью…, - Окунев мечтательно причмокнул.

Козленок с завистью посмотрел на него: ему нужно было ехать в управление.

 

ГЛАВА 23. Мальчик, хочешь получить пакетик конфет?

 

Алекс Стоун рассчитал практически всё: он узнал расписание вылетов самолетов на Одессу, расписание движения автобусов до Лиды и Гродно, стоимость приличного костюма и плаща, не говоря уж об обуви и прогноз погоды на предстоящие сутки.

Синоптики обещали умеренно теплую погоду в пределах 10 градусов по Цельсию, отсутствие осадков и спокойный геомагнитный фон. Последнее обстоятельство особенно порадовало Алекса.

Он еще точно не знал, как придется действовать на местности, но был твердо уверен, что профессиональное чутьё разведчика и приобретенный опыт революционера помогут ему найти правильное решение. В одном он был уверен твердо: сам он за материалами не пойдет. Алекс догадывался, что если Степан с Петрухой поймают его в третий раз – его точно пристрелят (при попытке к бегству).

Сначала Алекс хотел воспользоваться старым, излюбленным способом передвижения и поймать попутную машину, но поразмыслив немного, решил, что на этот раз этого делать не стоит. В самом деле: одет он был весьма скромно и платить приличные деньги за извоз водителю было бы весьма подозрительно. Могли и настучать. С другой стороны, водитель мог запомнить в каком месте он высаживал подозрительного пассажира, а это усугубляло риск.

Поэтому Алекс купил билет до Гродно на рейсовый автобус-экспресс и, помолившись про себя богу, отбыл в пункт назначения, приютившись на одном из задних сидений. Перед отъездом он, повинуясь какому-то внутреннему голосу, зачем-то зашел в магазин и купил бутылку водки. Подумав немного, он купил еще плавленый сырок и полбатона хлеба. С таким запасом можно было не бояться неожиданностей.

Дорога была весьма недурного качества и слегка походила на второстепенные дороги в штате Северная Дакота или даже Мэн, впрочем Стоун никогда не был ни в том, ни в другом штате. Он просто знал, что они существуют и что зимой там даже бывает минусовая температура (по Цельсию). Это было трудно представить, но тем не менее это было правдой.

Алекс тяжело вздохнул: он с трудом представлял себе жизнь людей здесь, где зима бывает по 4 и более месяцев, а морозы зашкаливают за 25 градусов (тоже по Цельсию). Представив себе это, Алекс покачал головой, а про себя подумал, что люди, выдерживающие такие морозы и пьющие столько водки, непобедимы.

“Зря мы все это затеяли…” – внезапно мелькнуло у него в голове – “Они опять нас объе…” – тут мысли Алекса слегка спутались, поскольку он забыл меткое русское слово – синоним выражения «обведут вокруг пальца». Кстати, когда им в школе давали это выражение, Стоун никак не мог понять, каким образом человека можно обвести вокруг пальца, даже, если к пальцу привязать веревку. В конце концов, это выражение просто пришлось запомнить, а лектор дал им весьма распространенное выражение из местного диалекта, предупредив, что им обычно пользуются в неформальной мужской компании.

“Забыл…, все забыл…” – с грустью подумал Алекс и не заметил, как задремал. Ему приснилась родная дурдомовская палата, его койка, вторая с правого края, Владимир Ильич, обсуждающий аспекты мировой революции, Железный Феликс, позвякивающий суставами и многие другие симпатичные обитатели этого своеобразного мирка, включая санитара Немировича, который явно симпатизировал к Каменеву.

Частенько он подходил к нему, мечтательно потирая безразмерные кулаки, поговаривая при этом, что насилие – повивальная бабка революции. От таких слов веяло прохладой морга.

Алекс проснулся, от того, что кто-то тряс его за плече и сначала решил, что Немирович все-таки решил продемонстрировать ему три источника и три составных части марксизма-ленинизма.

Алекс вскрикнул и открыл глаза: перед ним стоял водитель автобуса.

-Приехали, ядрена вошь, - буркнул тот, вытирая руки об тряпку, - Вставай, мне в парк надо ехать. Вещички не забудь…

Алекс взял пакет с провизией и вышел на небольшую площадь, служившую местом парковки рейсовых атобусов и, заодно, местом для небольшого рынка.

Было где-то около 13 часов 11 минут. Ровно и спокойно светило осеннее солнце, создавая мягкую гармоничную картину середины октября, когда еще можно спокойно посидеть на лавочке и попить пива.

Алекс мгновенно вычислил на площади несколько машин, которые стояли в ожидании седоков. До места закладки тайника нужно было проехать еще порядка тридцати километров.

Алекс купил бутылку пива и, попивая из горлышка, подошел ко второй от края машине. В ней сидел мужик лет тридцати с отрешенно-отупевшим взором и сигаретой в зубах.

-Поедем? – спросил Алекс, наклонившись к окошку.

-Куда? – лениво спросил водитель, хотя было видно, что он поедет куда угодно.

-Деревня Веревичи. По шоссе на Литву…

-А-а, понял. За кордон собрался, что ли?

-Почему за кордон? – Стоун немного занервничал, - Я в гости еду. К куму.

-Да хоть к куме, - фыркнул водитель, - Поехали. Оплата в оба конца!

-Договорились…, не обижу. Трогай!

«Жигули» с недовольным ворчанием тронулись с места. Слушая жалобные завывания заднего моста и надсадный хрип глушителя, Алекс сначала боялся, что на очередном повороте машина сама по себе произвольно распадется на части, но затем успокоился, видя, что этого почему-то не происходит.

Деревня под названием Веревичи могла также с таким же основанием носить название типа Малые Бугрищи или Большие Отрыги – от этого вряд ли что-нибудь поменялось бы: пейзаж был слишком характерен для всех деревень России и Белоруссии, переходя местами в Украину.

Вдоль дороги стояло полтора десятка домов различной степени обветшалости, вперемешку с различными зелеными насаждениями. По сторонам дороги кое-где стояли поленницы дров и бегали куры. Одной из достопримечательностей был магазин посередине деревни с экзотическим названием «Продмаг».

Машина остановилась прямо напротив магазина: видимо водитель посчитал, что в другом месте останавливаться просто глупо. Алекс вылез из машины и огляделся.

Магазин, как ни странно, был открыт, возле него на ступеньках сидели два мужика в средней степени опьянения, какой-то облезлый пес вяло взбрехивал из-за забора, около колодца играла компания детей лет 11-13. Это обстоятельство больше всего понравилось Алексу, хотя у него не было своих детей. По крайней мере он о них ничего не знал.

Повинуясь какому-то шестому чувству, Алекс наклонился к кабине и попросил водителя подождать часок. Тот весьма вяло зевнул:

-Час простоя стоит как два часа работы…. Чего, забыл где кум живет?

-Да нет, я сюрприз хочу сделать. Чтоб неожиданно было. Понимаешь?

-А-а…. Ну-ну. Смотри, как бы не фуфыкнуло случаем!

-Чего-чего?

-Ну не припендюхнуло ненароком.., понял?

Алекс молча кивнул: показывать свою неосведомленность в диалектах было опасно.

Седьмое чувство подсказывало ему зайти в магазин и Стоун, оглядевшись по сторонам, вошел вовнутрь.

На прилавках магазина было много жевательной резинки «Ригли», напитка «Кока-Кола» в пластиковых бутылках, печенья, кубиков «Галина Бланка», соли поваренной в пачках, водки и пива местной гродненской фабрики, хлеба двух сортов и немного колбасы. Представительно выглядели женские прокладки типа «Кэр-Фри», хотя и «Тампакс» смотрелся неплохо.

Однако Стоуна больше всего привлекли конфеты под странным названием «ХУ». Когда он забирал купленные конфеты, он понял, что окончание названия «…II съезд» находится на другой стороне.

Когда Стоун подошел к играющим детям, он еще не знал, что сказать, но твердо знал, что с ними нужно быть поласковее.

-Эй мальчик! – позвал он ближайшего парнишку лет двенадцати, - Мальчик!

-Чего тебе? – недовольно обернулся к нему курносый белобрысый мальчишка лет двенадцати.

-Мальчик, хочешь получить пакетик конфет и…

-И прокатиться на дилижансе? – иронически ухмыльнулся парнишка и смачно сплюнул, - Нашел дурака! Я что, на Буратино похож?

-Почему на Буратино? – искренне изумился Стоун, - Я так не говорил.

-Значит подумал…, - презрительно протянул мальчик, - Ну, чего тебе? Через границу, что ли, перевести. Двадцать баксов, деньги вперед.

-Нет, нет, - помотал рукой Алекс, - За границу мне не надо. Мне надо кое что взять вон в том лесу, на полянке…

Мальчик посмотрел в направлении, указанном Алексом и презрительно хмыкнул:

-Понятно…, то-то я смотрю сюда пограничники зачастили…

Алекс слегка изменился в лице.

-Давно? – спросил он.

-Да уж месяца два прошло. Сейчас вроде уехали… Жалко, с ними весело было…

Алекс наклонился к парнишке и тихо спросил:

-Слушай, мальчик: а там не было двое таких, ну-у, один с усами, на украинца похож, второй белобрысый, курносый… а?

-Белобрысый!? Курносый!? Ха! Да это Петька, наверное! Он еще все к моей сестре клеился. А второго не помню. Да они все больше по лесу шастали. С собаками ходили!

Стоуна пробрал легкий мороз по коже и он не очень уверенно спросил:

-Ну так как? Пойдешь?

-Куда? – деловито осведомился юный друг пограничников.

-Там, в лесу, есть большая поляна. На ней стоит большой дуб…

-Ну да, - опять сплюнул парнишка, - Златая цепь на дубе том, русалка на ветвях лежит…

-Сидит, - поправил Стоун.

-Может кто и сидит. Значит есть за что, - деловито подвел резюме юный Павлик Морозов, - Ну, ладно. Давай, что у тебя там дальше…

-В дубе том дупло сквозит, - Алекс не заметил, как перешел на пушкинское четверостишье, - А в том дупле пакет лежит…

Парень с изумлением посмотрел на Стоуна:

-Ну ты, блин, даешь! С ходу сочиняешь! Твоя фамилия не Пушкин, случайно?

Стоун чуть помялся, потом решил сказать правду:

-Нет, моя фамилия Либерзон…

Парнишка внимательно посмотрел на него:

-Да-а, есть немного. Ну, да ладно, у нас в деревне тоже Сахарович есть. Под белоруса косит. Только какой он на хрен белорус…. Ладно, дядь, давай ближе к телу. А то мне еще надо воды натаскать. Батя баню топить собирается…

-Ну, в общем, мне нужен тот пакет. Принесешь – я дам тебе денег!

-Сколько? – парнишка явно был посообразительнее Павлика Морозова.

-Десять долларов!

-Пятнадцать! Мне ж на дерево лезть!

Стоун поборол в себе дикое желание выдрать парня ремнем и почти спокойно кивнул:

-Ладно, хрен с тобой. Только деньги здесь получишь. Когда принесешь. Понял? Ты дуб этот знаешь?

-А то…! – парень весело присвистнул и побежал к лесу. Алекс тяжко вздохнул.

“Откуда такая меркантильность?” – невесело подумал он и открыл бутылку.

 

ГЛАВА 24. Павлик Морозов и шпион Либерзон

 

На следующий день после допроса, а вернее, беседы с доктором Джонсоном, майор Козленок вошел в свой кабинет в управлении КГБ в весьма скверном настроении. Еще более скверно было то, что он не знал, отчего это скверное настроение.

Петр Данилович присел на кресло, достал из сейфа протокол допроса водителя Мудрича, а также протоколы допросов санитара Немировича и главврача Топорикова.

Он не мог понять, почему он опять решил посмотреть эти материалы: что-то не давало ему покоя, и он не мог понять, что именно.

Петр Данилович набрал внутренний номер телефона:

-Хвыля!? Козленок. Вот что: съезди ка в гостиницу за майором Окуневым. Надо посоветоваться. Чего? Ничего, после сходит в баню, я его сам отведу. В общем дуй, бери мою машину. По пути возьми пивка… Что? Ну, как обычно…. Давай!

Козленок повесил трубку и, закурив сигарету, стал еще раз просматривать материалы допросов. Вроде все было понятно и в то же время какой-то момент был явно упущен.

“… в это время больной Каменев внезапно схватил за шею доктора Джонсона из США и приставил к его голове пистолет. При этом он (Каменев) громко крикнул, что если кто-нибудь пошевельнется, то он убьет Джонсона, а потом всех остальных. Затем он наставил пистолет на профессора Либерзона и приказал тому раздеваться до трусов” – на этом месте Козленок поставил карандашом вопросительный знак и глубоко задумался.

“Почему именно Либерзон?” – наморщил лоб Петр Данилович, выпуская густую струю дыма, - “И не кроется ли за этим какая-то связь с теми подозрительными моментами в биографии этого Либерзона?”

Он стал размеренно мерять ногами небольшую длину своего кабинета, бормоча про себя одному ему понятные фразы и периодически стряхивая пепел в пепельницу, причем ни разу не уронив пепел мимо.

Петр Данилович прошагал уже половину расстояния от своего дома до управления, когда у него на столе зазвонил телефон.

-Слушаю, Козленок…, - натренированным голосом произнес он и, чуточку напрягшись, стал слушать передаваемое сообщение. Один раз он только воскликнул:

-Нет, ни в коем случае! Только следить! Все машины – в состояние полной готовности. Радиомаяки готовы? Хорошо…. Докладывайте по мере продвижения. Отбой…

Петр Данилович довольно улыбнулся и закурил вторую сигарету. В это время в кабинет вошел Окунев, причем по его лицу было видно, что он не очень доволен.

-Ну что за спешка, Петр Данилыч!? Я только в баню намылился. Вроде договорились вечерком встретиться…

-В баню всегда успеешь, - почти весело проговорил Козленок, - Новости есть. Одна хорошая, другая непонятная. С какой начать?

-Давай с хорошей…, - махнул рукой Окунев, - А то и так настроение испорчено…

-Ну так вот: мне только что звонили с поста скрытого наблюдения за районом тайника…

-Ну-у-у, - подался вперед Окунев.

-Ну. Вот и ну. Вышел из леса парнишка лет двенадцати – тринадцати, огляделся, подошел к дереву на поляне, залез на него и вытащил из дупла какой-то сверток. Потом спокойно побежал обратно.

-За ним ведется наблюдение? – почти не дал договорить Петру Даниловичу Окунев.

-Конечно. Три патруля скрытого наблюдения. Все при рациях и радиомаяках. Один из наблюдателей занимает позицию возле местного магазина. Работает под местного алкаша.

-Очень удобно, - ухмыльнулся Окунев, - И поддать можно. Даже нужно…. Значит, наш неуловимый резидент решил действовать такими методами. Ладно, запомним…, - ухмылка Окунева приобрела зловещий оттенок, - А что за парнишка, выяснили?

-Не все сразу, Григорий, не все сразу. Выясним. Наверняка местный, наверняка не знает что в пакете и кто его послал…

-Это еще не факт, - задумчиво потер подбородок Окунев, - Хотя такая раскладка наиболее вероятна. Ладно, давай про вторую новость.

Козленок слегка мотнул головой и открыл лежащую на столе папку. Перелистнув страницу, он начал читать:

«…Затем он наставил пистолет на профессора Либерзона и приказал тому раздеваться до трусов…»

-Ты чего, роман про гомосексуалистов читаешь? – рассмеялся Окунев, - Совсем плохой стал. Перетрудился ты, Петр Григорьевич!

-Сам ты гомо… сапиенс, - отмахнулся Козленок, - Это выдержка из протокола допроса санитара Немировича. Смотри: согласно его показаний этот Каменев сразу приказал раздеваться именно Либерзону, хотя в палате находился не только он один. Почему, а?

Григорий сделал довольно умное выражение лица:

-Очевидно Либерзон был лучше всех одет. Или по росту такой же…

-Это как же он разглядел костюм под докторским халатом? И про рост опять же…, врач Топорков, например, больше подходит…

-Ну понравился ему этот Либерзон, может быть, а может наоборот. Как узнать? Псих, все-таки…

-Вот-вот, понравился, - глубокомысленно поднял палец вверх Козленок, - А не кроется ли за этим что-нибудь большее?

-Ты опять про гомосеков, - махнул рукой Окунев, - Тебе то что до этого? Это не по нашей части.

-Да я не про то говорю, - разгорячился Петр Григорьевич, - Брось свои грязные намеки! Я имею в виду, что этот Либерзон – тайный агент! Все-таки сын врача-вредителя…. И он способствовал побегу этого Каменева, я думаю…

Окунев встал с места и, взяв из пачки сигарету, медленно прошел к окну. Посмотрев на улицу он медленно прикурил и сделал вид, что сосредоточенно думает. Напротив, через дорогу, он увидел вывеску: «Туристическое агентство “Западный ветер”».

-А этот Либерзон выезжал заграницу? – внезапно спросил он Козленка.

-А то как же! – развел руками тот, - Симпозиумы, конференции. Он все-таки ученый! Труды имеет…, в партии состоял…

-Нашел, чем удивить, - ухмыльнулся Окунев, - Я сам в ней состоял. А в каких странах был Либерзон?

Козленок медленно снял трубку телефона:

-Хвыля!? Козленок. Ну-ка подними материалы по Либерзону и посмотри, в каких странах тот бывал, с кем встречался, ну и так далее. Я у себя. И про пиво не забудь…

Положив трубку, Козленок сделал глубокий вдох и глубокий выдох – так ему советовал делать знакомый врач при мыслительных процессах.

-Не нравится мне все это, - сказал после выдоха он.

Окунев глубокомысленно кивнул. Либерзон ему тоже не нравился.

*

 

-Дядя! Я принес тебе тетрадку. Давай деньги, как обещал…

Стоун обернулся. Юный друг пограничников Павлик Морозов стоял рядом с ним, держа под мышкой сверток, завернутый в знакомый Алексу непромокаемый пакет зеленого цвета. Это была она, такая драгоценная тетрадь, в которой содержалась большая денежная премия и возможность спокойно уйти в отставку.

-Это хто? – с трудом ворочая языком спросил один из алкашей, сидевших на ступеньке возле магазина. На протяжении последних 30-40 минут они без конца приглашали Стоуна быть третьим, поскольку видели, что у того есть своя бутылка. В конце концов, чтобы не привлекать излишнего внимания, Алекс был вынужден присоединиться к ним.

Это был достаточно смелый и достаточно непродуманный шаг, поскольку кроме стакана водки с конфетой на закуску, ему пришлось еще выслушать пространные рассуждения дяди Васи и дяди Вани на тему обустройства родной земли таким образом, чтобы «всем гадам тошно было». Это напоминало Алексу рассуждения Владимира Ильича в родной палате №6.

-Это мой племянник, - неожиданно для себя соврал Алекс, отвечая на вопрос дяди Васи, - Принес мне мою книгу. На, Миша, денежку, сходи, купи йогурт. Только полезный!

-Меня Павлом зовут, - насупился парень, - И вовсе ты не дядя мне, поскольку твоя фамилия Либерзон. Ладно, пока…, - он развернулся и пошел в сторону крайнего дома.

-Хе-хе, смышленый парень, - заметил дядя Ваня, который был чуть потрезвее, - Наша смена!

-Ага, - пробормотал Алекс, - Смена… караула. Ладно, мужики, поехал я. А то на автобус опоздаю…

После того, как ждавшие Алекса «Жигули» развернулись и поехали обратно, дядя Ваня отошел за магазин, вытащил из внутреннего кармана мини-рацию и довольно четко произнес:

-Первый, первый, я пятый. Объект получил посылку и направился на красных «Жигулях» госномер АВ 1112 в сторону Гродно. Как слышите? Прием…

*

-Ну, как кум? – дружелюбно спросил водитель, когда они ехали в Гродно.

-Живет… с кумой, - односложно ответил Алекс. Он ощутил, что очень устал за последние дни. Все-таки в психбольнице было спокойнее. Он с умилением вспомнил о спорах Маркса и Энгельса, непримиримости Феликса, либерализме Бухарина, радикализме Троцкого и, конечно, о вечной правоте вечно живого Ленина, которого он уважал за бесспорный талант великого комбинатора.

“Да-а-а” – тяжко вздохнул Алекс и незаметно положил в бордачок «Жигулей» радиомаяк, который перед этим вынул из пакета. Он не знал к чему относится его “да-а”, но чувствовал, что сказал правильно.

-Приехали…, - будничным голосом произнес водитель, выруливая к привокзальной площади.

Алекс начал отсчитывать деньги.

 

ГЛАВА 25. Особенности пятого параграфа.

 

Козленок с Окуневым уже допивали последнюю бутылку пива, ожидая донесения службы наблюдения. Как всегда бывает в таких случаях, донесение почему-то задерживалось, а пиво быстро кончалось. В кабинете висела гнетущая тишина, слегка разбавленная табачным дымом.

Петр Данилович в конце концов взял трубку телефона:

-Хвыля!? Козленок. Ничего там не слышно от наших?…. Ничего…, та-ак. Знаешь что, сходи ка еще за пивом. Сколько, сколько…, сам знаешь. Ну, давай.

После того, как он положил трубку, Козленок отсутствующим взглядом посмотрел на часы и взялся за сигареты. В это время резко и, как всегда, неожиданно зазвонил телефон. Петр Данилович рывком снял трубку:

-Да, да-а. Та-ак. Ка-ак? Точно? Ух сволочь! Это я не тебе…. Следить! Следить. Нет, ничего больше. Радиопеленг и визуальный контроль. Поняли? Хорошо. Докладывать через каждые полчаса. Всё!

Козленок бросил трубку и повернулся к Окуневу:

-Угадай с трех раз, какую фамилию взял себе сейчас  Каменев?

-Неужели Зиновьев? – с искренним недоумением спросил Окунев.

-Узко мыслишь, Григорий. Он представляется как Либерзон!

-Вот сволочь! – шлепнул себя по коленке Окунев, - А вообще то мыслит неординарно!

-Вот и я так сказал. Что сволочь. Только не про него, а про настоящего Либерзона…

-Чем он тебе не угодил? Человек пострадал безвинно, а ты его еще в агенты записываешь? – Окунев покачал головой, - К людям надо помягше, а смотреть ширше!

-Какой к черту помягше? – вскипел Козленок, - Ты понимаешь, почему он представляется Либерзоном?

Окунев отрицательно покачал головой, одновременно прикуривая сигарету. Козленок схватил телефонную трубку:

-Хвыля!? Козленок. Ну-ка узнай быстренько, не обращался ли на днях наш дорогой товарищ Либерзон в милицию по поводу утери или кражи паспорта. Давай, быстренько. Я у себя. Всё!

Он с довольным выражением лица открыл папку с допросом санитара Немировича и с видимым нетерпением стал искать какую-то страницу, одному ему известную.

-Во-от! – воскликнул, наконец, Козленок, - Слушай: “…после того, как больной Каменев одел одежду Либерзона, он выволок профессора Джонсона в коридор, заставил меня отдать ему ключи от палаты, угрожая оружием, и закрыл дверь снаружи.

Мы все стали пробовать открыть дверь, но в этот момент услышали в коридоре сначала два выстрела вподряд, а потом еще один. Все в палате затихли, уверенные, что больной Каменев убил профессора Джонсона. Первым опомнился доктор Либерзон, который громко закричал: «эта сволочь украла у меня бумажник! Там деньги!», причем вместо слова «украла» было использовано непечатное выражение…”

Козленок прервался и с видом победителя посмотрел на Окунева:

-Ну-у, теперь ты понимаешь?

-То что Либерзон ругается матом? Понимаю. Я бы тоже так сказал…

Козленок громко вспомнил мать Окунева и грязно выругался:

-… … …! В бумажнике был паспорт! Теперь понимаешь!?

Окунев на полминуты замолчал, потом в задумчивости покачал головой:

-Почему он использовал паспорт Либерзона? У него был паспорт Мудрича…

-Хитрый, черт! Профессионал!… А может он похож на него? – при последних словах Козленок приподнялся с кресла и схватил телефонную трубку:

-Хвыля!? Козленок. Про паспорт не выяснил? Ладно, давай заодно мне фотографии Каменева в фас, фотографии Либерзона и Мудрича. Что? Тоже в фас. Быстро. Где хочешь! Всё. Жду…

Он повесил трубку и зловеще пробормотал:

-Сейчас посмотрим, какой это Сухов…

Они с Окуневым выпили еще по бутылке пива и обсудили вероятные ходы Каменева на ближайшие полчаса, хотя было ясно, что работает профессионал и предугадать его ходы представляется маловероятным, тем более после пребывания в сумасшедшем доме. Телефонный звонок вывел их из состояния логического мышления.

Козленок выслушал сообщение почти молча, лишь в одном месте сказал “Ни хрена себе!”, после чего только кивал головой. В конце разговора он сказал “Одобряю…” и повесил трубку.

-Вот тебе еще одна новость…, - несколько растерянно проговорил Козленок, - Один из постов наблюдения сообщил, что Каменев сел в автобус на Минск, а второй сообщает, что место радиосигнала – Гродно. Как это понимать?

-Ну, это просто, - небрежно ответил Окунев. Он решил показать Петру Даниловичу, что в Москве соображают уж никак не хуже, чем в Минске, а даже получше, - Каменев решил замести следы. Он вынул радиомаяк из пакета и подбросил его в машину. Водитель, естественно, ни о чем не догадывается.

-Молодец! – Петр Данилович шлепнул ладонью по столу, - Наши тоже так подумали и решили раздвоиться: одна машина пошла за автобусом, одна – по месту локации сигнала.

-Напрасный труд, - буркнул обиженно Окунев, - Ничего вы там не найдете, кроме испуганного водителя…

Дверь в кабинет приоткрылась и вошел старший лейтенант Хвыля.

-Товарищ майор…, - начал он, но Козленок махнул рукой:

-Принес?

-Ага…

-Давай, быстро!

Хвыля положил на стол Петра Даниловича три фотографии. Козленок с Окуневым молча уставились на них, дымя сигаретами. Хвыля тоже молча наблюдал за ними, стоя рядом.

-На Мудрича больше похож, - наконец пробормотал Окунев.

-Не-е…, больше на Либерзона, - возразил Козленок, - Глаза похожи.

-Глаза…, глаза! Чего глаза? – немного рассердился Григорий, - Ты на морду смотри!

Козленок еще раз посмотрел на фотографии, потом повернулся к Хвыле:

-Слушай, а кто Мудрич по национальности?

-Мудрич то? – почти не удивился Хвыля, - Хто? Белорус!

-А Либерзон? – как-то автоматически спросил Окунев, не вникая в суть вопроса.

-Либерзон? – почти не удивился Хвыля, - Русский. По паспорту. Кстати паспорт у него украли, как он вчера заявил в отделении милиции по месту жительства.

Окунев с Козленком переглянулись.

-Вот сволочь! – процедил сквозь зубы Козленок, хотя было непонятно, к какому месту в докладе Хвыли это относится, - Я его за сокрытие важных для следствия данных посажу! - добавил сгоряча он.

-Ладно, это потом, Петр Данилович, - сделал успокаивающий жест рукой Григорий, - Лучше проверь готовность групп. А то уйдет ненароком…

-Уйдет!? – заразительно засмеялся Козленок, - От меня никто еще не уходил. Живым…. Хвыля! – обратился он к все еще стоящему старлею, - Садись в оперативную часть и сиди на оперативной волне. Докладывать непрерывно! Понял?

Хвыля коротко кивнул и исчез за дверью.

-Теперь не уйдет! – усмехнулся Козленок.

Окунев в задумчивости покачал головой.

 

ГЛАВА 26. Таможня дает «добро»!

 

Алекс Стоун был очень доволен результатами своего плана: он получил, наконец, тетрадь с секретными материалами, благополучно вернулся в Минск, купил себе приличную одежду, билет на самолет Минск-Одесса и спокойно попил пива в одном из заведений.

Ему очень хотелось вернуться в свои родные Соединенные Штаты, но в то же время Алекса не покидало чувство острой ностальгии по этой загадочной стране и этих таинственных русских, душу которых он так и не понял, а русские и белорусы в понятии Стоуна ничем друг от друга не отличались. Не хотелось также покидать и это уютное заведение с весьма неплохим пивом.

Еще он с чувством глубокой благодарности вспоминал о местных резидентах Грише и Феде и очень жалел, что больше, вероятно, их не увидит. В один миг, правда, ему показалось, что внутрь забегаловки вошел Гриша, но когда тому крикнули “Привет, Серёга!”, Алекс понял, что резидент, вероятно, находится на ответственном задании.

Алекс еще раз прикинул варианты своего отхода и решил, что они не так уж плохи.

“В крайнем случае вернусь в свою палату…” – мелькнула в голове успокоительная мысль, хотя он прекрасно понимал, что там пива не дадут. Даже за деньги.

Алекс еще раз тяжело вздохнул и принялся за последнюю бутылку пива: через два часа у него был самолет и это было единственное обстоятельство, ради которого приходилось жертвовать приятным времяпрепровождением.

На улице был приятный осенний вечер, довольно теплый для октября. Легкий ветерок шевелил опавшую листву, мягко светили фонари на улице и машины с тихим шелестом шин проезжали по спокойным минским улицам.

Влюбленные прогуливались по улицам или, как полагается, сидели на скамейках, трое мужиков убедительно доказывали друг другу необходимость страивания усилий – словом никто из окружающих не подозревал, что рядом с ними находится матерый шпион, готовый нанести ущерб обороноспособности государства, если бы он был в состоянии это сделать.

Алекс довольно легко поймал такси и поехал в аэропорт. Он не заметил, что вслед за ним тронулась неприметная серая «Волга» с обычными минскими частными номерами.

*

 

Окунев с Козленком уже давно потеряли счет времени в этот неспокойный октябрьский вечер. Уж очень много было совпадений, непонятных решений резидента и все это на фоне резко возросшей активности его перемещений.

Предугадать его дальнейшие шаги не представлялось сколь-нибудь вероятным, поэтому приходилось ждать. Ждать и анализировать.

Петр Данилович и Григорий Петрович заканчивали уже пятую партию в шахматы, когда раздался долгожданный звонок. Козленок резко схватил трубку, уронив на пол бутылку из-под пива:

-Да-а!

По мере выслушивания донесения, выражение его лица менялось с ожидательного на сомневающееся, пока он резко не сказал в трубку:

-Вас понял. Инструкции будут. Связь через пять минут. Всё!

Он положил трубку и взглянул на Окунева, который смотрел на него.

-Каменев купил билет на самолет Минск-Одесса на имя Либерзона. Вылет через час. Что предлагаешь делать?

Григорий на минуту замолчал, анализируя ситуацию. Надо было принимать ответственное решение, что категорически не хотелось. К тому же он здесь был в качестве гостя, хотя и дорогого. С другой стороны, они с Петром Даниловичем выполняли очень важное задание, успех которого мог повлиять на судьбы их государств в целом, их собственные судьбы, не говоря уже о будущем СНГ. Это налагало огромную ответственность, хотя о будущем СНГ они и не говорили.

-Надо брать, - в задумчивости проговорил Григорий, - Улетит на Украину – потом его уж не достанешь.

-Ну это как сказать…, - в такой же задумчивости ответил Козленок, - А, потом, что мы ему предъявим при задержании? Что он паспорт спер? Так он сразу под психа опять закосит и весь ответ. Пойдет на повторение курса марксизма-ленинизма. А о чем будем докладать?

-А ты думаешь он на Украине кому-нибудь материал передаст?

-Не исключено. Представляешь, как будет выглядеть в отчетах по заданию: блестящая совместная операция служб безопасности России, Белоруссии и Украины. Красиво, а?

-Красиво, - согласился Окунев и даже зажмурился, мысленно представляя строки из приказа: “За образцовое выполнение задания представить майора Окунева Г.П. к правительственной награде «Орден дружбы народов» с одновременным присвоением очередного воинского звания «подполковник»”. Почему в его мыслях возник именно «Орден дружбы народов», Окунев не знал.

-Ладно, Петр Данилович, ты здесь главный, действуй. Надо только с Киевом согласовать, - махнул рукой он.

Козленок хитро прищурился:

-Есть у меня тут надежный вариантик, - с этими словами он снял трубку телефона:

-Хвыля!? Козленок. Слушай, соедини-ка меня с батькой. Каким, каким, не с Махно же. С твоим. Звонок на меня переведешь. Ну, давай.

Повесив трубку, он встретил недоуменный взгляд Григория и весело рассмеялся:

-Его батька тоже в комитете работает. В Киеве. Как раз в отделе по борьбе с промышленным шпионажем. Подполковник. Хороший мужик. Мы с ним вместе на охоту ходили. Под Боровичами. Самогонки натрескались, у-у! – при последних звуках паровозного гудка Козленок покачал головой. Это могло означать только одно – самогонки было много, возможно даже, что очень много.

Раздался телефонный звонок. Козленок резво схватил трубку, приставил к уху и его губы стали растягиваться в веселой улыбке:

-Василь Иваныч! Здравствуй! Скильки лет, скильки зим! Как там живе ридна Украйна? Нормально? Гарно! А ты как?…. Ну и хорошо. Сын твой тоже хорошо. Гарный хлопец. На лету все хватает. Всё, говорю. Хватает. Ага. Слухай, Василь Иваныч. Тут у меня в гостях по делу майор Окунев из Москвы. Не слыхал? А-а, понял, так он же из его департамента, - Козленок на секунду оторвался от трубки и шепнул Окуневу – Он знает полковника Лисицына…. Говорит, что вместе в академии учились.

Окунев медленно кивнул головой. Он не знал подполковника Хвылю Василия Ивановича, но знал, что полковник Лисицын в свое время заканчивал академию, правда не знал какую.

Между тем, Козленок продолжал разговор с Хвылей (старшим):

-Слушай, Василь Иваныч! У нас дело есть. К тебе в Одессу тут один наш подопечный собирается. Некто Либерзон. Что? Нет, американец…, ну, может, американский. Ну не суть… Что? Нет, я имею в виду, что не в этом дело. В общем, у нас есть веские основания думать, что он у тебя на Украине передаст своему связному или резиденту некие материалы секретного характера. Да. Мы его не стали здесь задерживать, потому что улик против него мало, да он еще под психа гениально косит…, проверяли…, признали ненормальным…, так он сбежал! Представляешь! Ну, в общем, прошу тебя взять его под опеку. Фото высылаем факсом. Проследи за ним, и бери только при передаче сведений. О кей? Ага, и шесть бубей!… Ладно, тебя понял. Когда ко мне приедешь?…,хорошо, сделаем. Сделаю, говорю. Ну ладно, держи меня в курсе. Будь здрав! Хай живе… и пасется…Ага!

Козленок повесил трубку и с некоторой долей усталости присел в кресло. Закурив сигарету, он сделал пальцами фигуру вроде буквы «О», что при желании можно было принять как приглашение распить по стакану.

-Ну ладно, я думаю Василь Иваныч его не упустит. Но нужно доложиться руководству. Все ж таки дело приобретает международный, можно сказать, резонанс. Я думаю, полковник Лукашенко меня поддержит. Заодно фото пошлю…

-Лукашенко? – приподнял бровь Окунев.

-Однофамилец, - коротко брякнул Петр Данилович, - А то бы не меньше генерала был.

Он коротко буркнул в трубку короткие распоряжения Хвыле (мл.) и вышел из кабинета.

Окунев потянулся к телефонному аппарату ВЧ. Ему тоже нужно было переговорить с шефом – полковником Лисицыным.

“Интересно” - подумал про себя Григорий – “А если бы у полковника была фамилия Елкин?”

Вдали раздавался гудок паровоза. Гудки всегда были популярны в истории СССР и СНГ и постепенно впитались в кровь всех поколений советских и постсоветских людей, поэтому при каждом случае, а чаще без случая, гудели все желающие.

“Хорошо, что «Аврора» больше не плавает…” – мелькнуло в голове у Окунева, ожидая подключения абонента на другом конце провода. Раздался щелчок:

-Лисицын слушает!

-Максим Исаевич, добрый вечер. Окунев. Разрешите доложить по ситуации? Да. Понял. Я один в кабинете. Значит, ситуация в настоящий момент следующая…

Когда Козленок вернулся в кабинет, Окунев с невозмутимым видом покуривал, сидя в кресле.

-Таможня дает добро! – ухмыльнулся Петр Данилович, - Полковник Лукашенко сейчас свяжется с Москвой.

Окунев изобразил на лице доброжелательное безразличие.

 

ГЛАВА 27. Беспосадочный перелет Минск-Грозный.

 

Алекс до самой посадки в самолет опасался, что в любой момент к нему может подойти пара неприметных мужиков в серых плащах или черных кожаных куртках и, крепко подхватив под руки, тихо скажет “Гражданин Либерзон? Пройдемте!”

Aлекс очень не хотел, чтобы так произошло, поэтому он несколько раз пытался обнаружить за собой слежку, трижды заходя в туалет и дважды делая вид, что кому-то звонит по телефону. Ничего подозрительного обнаружить ему не удалось. И это было неудивительно. Слежку за ним вел профессианал высочайшего класса - капитан Пронькин. От него уйти было почти невозможно.

Когда самолет начал выруливать на взлетную полосу, Алекс Стоун понял, что Белоруссия, воспетая в старых, добрых песнях популярного в свое время в США ансамбля «Песняры», остается уже под крылом самолета. Впереди его ждала такая же неизведанная славянская страна, воспетая в известных ему строках из ранних классических произведений: «Дывлюсь я на нибо – чему я ни сокил, чого ни летаю?».

Внезапно Алекс вспомнил строки из учебника ЦРУ по разделу «Украина», где говорилось о необыкновенной любви населения этой страны к салу и горилке. Вспомнился и перевод этих двух понятий: «сало» – (прибл.) бекон, «горилка» = водка – (прибл.) виски.

Алекс ощутил побаливание в области печени и стал отрешенно смотреть в темный иллюминатор. Он старался не думать о том, какова на вкус может быть местная горилка. Про сало думалось немного теплее, но почему-то обязательно в увязке с граненым стаканом.

Алекс неслышно вздохнул и откинулся на кресле. Под звук моторов он незаметно заснул, видя себя, почему-то в длинной белой рубахе, соломенной шляпе и с длинными пшеничными усами. К нему подбегал босоногий парнишка с растрепанным белобрысым чубом и тряс за рубаху: “Тату, тату, пидем до хаты, мамка каже вмерла…”

Алекс со стоном очнулся от короткого забытья. Перед ним стоял какой-то мужик со слегка выбритым лицом и тряс его за плечо:

-Эй ты, ты чего, нэ слышишь?

-Чего? – не понял спросонья Алекс.

-Сиди тихо, нэ шэвэлыс, а то убьем!

В это время Стоун разглядел, что в одной руке незнакомый небритый мужик держит предмет, очень похожий на пистолет ТТ.

-Так я и так сижу, - хмуро сказал Алекс, понимая внутренним чутьем, что приземление в Одессе может не состояться. Дальнейшее развитие событий подтвердило его опасения.

-Сидэт тыхо! Мы лэтим в Грозный. Всэ будут целы, если нэ будэт глупость. Сохранять спакойствиэ! – громким голосом объявил небритый человек и добавил что-то на непонятном Алексу языке другому мужику, не менее небритой наружности. Тот тоже держал в руке предмет, похожий на пистолет и возбужденно размахивал руками. После слов первого небритого, он быстро пошел к кабине пилотов.

-Спакойствиэ! – еще раз объявила первая небритая личность, - Мы лэтим в Грозный!

Ожил динамик в салоне самолета:

-Уважаемые пассажиры! Вместо предполагаемой посадки в Одессе, наш самолет по просьбе трудящихся совершит посадку в Грозном через два часа. Просим соблюдать спокойствие и оставаться на местах…

-А если мне в туалет надо! – крикнул толстый мужчина, сидящий в соседнем ряду.

-Падаждэш! – прикрикнула небритая личность, - Сначала жэнщины и дэти!

-А если мне в Одессу надо! – заголосила где-то тетка – Граждане террористы, может все-таки в Одессу полетим? У меня там дом на Молдаванке, посидим, горилки попьем. Може сальца кому?

-Сало? Издэваэшся? – вскрикнул террорист и поднял пистолет – Сыдэт! Тыхо!

Среди пассажиров прошел тихий ропот. Они явно были недовольны изменением маршрута, особенно на безальтернативной основе. Раздались вялые голоса в поддержку посадки в Одессе. В переднем ряду кто-то крикнул:

-А может быть в Турцию полетим! Там потеплее. К тому же я там еще не был!

Небритая личность в некоторой задумчивости поскребла себя по подбородку.

-Нэт, - мрачно буркнул террорист, - Нэльзя. Сначала Грозный. Потом двадцат мильонов долларов. Потом можэтэ Турция. А можэтэ Одэсса. Кто хочэт… и каго пустим…хе-хе

Алекс при этих словах выругался про себя: вариант с посадкой в Турции его очень устраивал и он втайне надеялся, что террористы примут его, учитывая мусульманский фактор. Однако он и здесь чего-то не учел.

“Fuck these muslim terrorists! Why this plane? What the hell are they doing in Minsk?* - с раздражением

* что-то мне не нравятся эти ребята. Какого х.. они здесь делают? (англ.)

 

подумал Алекс и несмело заметил террористу:

-А не многовато ли двадцать миллионов? Могут надуть. Может все-таки в Турцию?

Небритая личность зловеще рассмеялась:

-Хе-хе. Лучшэ нэ надо надувать. А то будэт много кровь. Стюардэсс! Сделайтэ погромче музыку…

В салоне зазвучала музыка ансамбля «ABBA» “Money, money”. Самолет выполнял левый поворот. Бледная стюардесса разносила по салону прохладительные напитки, а толстый мужчина опять попросился в туалет. На этот раз его пустили. Алекс с тоской подумал о том, что возвращение в цивилизованный мир откладывается. Он готов был лично перестрелять всех террористов, но у него не было с собой оружия.

-Граждане пассажиры! – ожила вдруг трансляция, - Наш полет проходит на высоте девять тысяч метров, температура за бортом минус пятьдесят градусов. Сейчас под нами побережье Черного моря. К сожалению низкая облачность не позволяет рассмотреть береговую линию. По просьбе жителей Кавказа мы просим сдать им все ценные вещи и документы на ответственное хранение. Благодарю за внимание.

Тут только Алекс обратил внимание, что между кресел идет третья небритая личность с подносом и бесцеремонно обшаривает сидящих пассажиров. Для большей убедительности его сопровождала вторая личность с пистолетом.

-Давай дэнги – мрачно буркнул террорист, поравнявшись с Алексом.

Алекс молча вывалил на поднос оставшиеся белорусские деньги. Доллары он перед посадкой в самолет предусмотрительно запрятал в ботинок под стельку.

-Больше нету, - коротко сказал он.

Террорист молча полез к нему в карманы и наткнулся на свернутую в трубку тетрадку с секретными формулами.

-А это что? – с угрожающим видом спросил он.

-Это? Это-о-о… записи опытов. Химических опытов. Я химик по профессии. Ничего ценного, - попытался отвертеться Алекс.

-Ничэго цэнного? Пасмотрим. Ну-ка пересяд назад и сиды там, - махнул стволом пистолета второй террорист. Такому красноречивому жесту нельзя было не подчиниться и Стоун был вынужден пройти назад. Тетрадь террористы взяли себе.

“Fuck их mothers! Klinton was right with the «Storm in desert»!* – в бессильной злобе думалось Алексу и он пожалел, что не принимал участие в операции «Буря в пустыне».

Посадка в Грозном прошла благополучно. Алекса почему-то сразу схватили за руку и потащили к выходу из

 

* возмутительно! Я буду халоваться президенту! (амер.)

самолета, где уже стояла наготове машина с двумя вооруженными людьми.

Алекса заставили сесть в машину, а чтобы не особенно сопротивлялся, дали прикладом под ребра.

-Гони к Ахмеду! – коротко буркнул один из террористов и машина рванула с места.

“В палате было все-таки спокойнее” – c тоской вспомнил психбольницу Алекс. Он чувствовал, что впереди будет еще хуже.

*

Информация о захвате самолета поступила в КГБ Белоруссии через десять минут после того, как это случилось.

-Это черт знает что! – в крайнем раздражении вскричал Козленок, когда сообщение легло к нему на стол, - Как они оказались в Минске и на этом самолете!? Как они пронесли оружие?

-Это ты меня спрашиваешь? – с иронией спросил Окунев, - Спроси лучше у службы охраны аэропорта. Или у службы аэродромного обеспечения…

-Я спрошу…, я у всех спрошу! – с недоброй усмешкой проговорил Козленок и схватил трубку телефона:

-Хвыля!! Это я! Кто, кто! Совсем оглох? Козленок! Срочно вызови ко мне начальника службы охраны и службы аэродромного обеспечения аэропорта. Пусть захватят списки личного состава. И пригласи ко мне товариша Либерзона. Нет, сейчас! Всё!

-А Либерзон-то здесь причем? – недоуменно пожал плечами Григорий.

-И это выясним…, - все так же зловеще проговорил Петр Данилович.

Окунев со вздохом потянулся к аппарату ВЧ-связи. Теперь с Москвой можно было говорить в открытую.

Со стены с хитрым прищуром взирал на происходящее Ф.Э.Дзержинский. В его время самолеты не угоняли.

 

ГЛАВА 28. О пользе органической химии

 

Город Грозный был освещен весьма скупо, так что Алексу во время их поездки разглядеть что-либо из окна автомобиля не удалось, а когда ему на глаза надели повязку, он и вовсе прекратил какие-либо попытки, понимая, что это может закончится вариантом, при котором дальше можно будет рассматривать только крышку гроба.

Судя по пройденному времени, которое фиксировалось в сознании Алекса помимо его воли, машина должна была проехать километров тридцать, а это значило, что они проехали весь город насквозь, или тщательно заметают следы.

Стоун был склонен считать, что вряд ли террористы будут заметать следы, если они считают, что их пленник в ближайшее время вряд ли выберется на волю, в силу чего он сделал два принципиальных для себя вывода: первое – его не убьют, по крайней мере сразу, второе – его намереваются держать под охраной долго. Первый вывод порадовал, но второй был очень огорчителен.

Алекс изучал труды по движению мусульманских фундаменталистов и знал, что от них ничего хорошего ждать не приходится.

Наконец машина остановилась. Послышались какие-то выкрики на непонятном Алексу языке, потом заскрипели ворота и машина плавно проехала еще несколько метров, потом остановилась окончательно. Стоун почувствовал, что с него снимают повязку.

-Иды! – коротко бросил один из чеченцев, толкая его в бок стволом автомата. Против этого трудно было что-то возразить и Алекс вышел из машины, озираясь. Они находились во дворе весьма большого дома, похожего на усадьбу мелкопоместного помещика, во дворе которого находилось довольно много разного рода, вида и небритости вооруженных людей, стояло два джипа различной моделей, один из которых явно напоминал «Дефендер», но впереди вместо запасного колеса был установлен пулемет.

Большего Алекс разглядеть не успел: сопровождающий опять тыкнул его стволом в ребра и коротко буркнул неизменное:

-Иды! Нэ останавливайся!

Таким макаром он проводил его куда-то наверх и, наконец, распахнул дверь в какую-то комнату. Алекс вошел.

Комната размером около пятидесяти квдратных метров была щедро увешана коврами с висящими на них саблями и кинжалами, одну стену занимал чеченсикй флаг с изображением волка и портретом Д.Дудаева, по разным краям комнаты стояли стулья, диван, шкаф, полки, тумбочка с телевизором и столик с компьютером. Посередине комнаты стоял стол с различными блюдами и напитками, явно не из столовой. За столом сидело три человека, двое с бородами и один с усами, но все в маскировочных комбинезонах и при всевозможном оружии, только что без автоматов за плечами.

Когда Алекс вошел, один из них поднял голову и посмотрел на него острым пронзительным взглядом, потом что-то сказал сопровождающему его охраннику и тот молча вышел наружу.

-Садись, - почти без акцента сказал этот, по-видимому самый главный здесь человек, - Как тебя зовут? Чем занимаешься?

Алекс присел на стул и слегка замялся с ответом. Он не знал, что отвечать этому человеку с суровым взглядом и густой бородой. Не то, чтобы он его боялся –нет. Алекс бывал и в более крутых переделках, когда ему устраивали фальшивые расстрелы, подбрасывали в бритвенные принадлежности ядовитых пауков и подсылали к нему ВИЧ-инфецированных проституток. Но Алекса не так-то просто было провести, или запугать. Здесь, однако, он растерялся.

В самом деле, кто ему поверит, что его настоящее имя Алекс Стоун, что он является гражданином США и что круг его интересов лежит далеко за пределами города Грозного и Чечни в целом. В лучшем случае сочтут, что он издевается и шлепнут его тут же, на месте. О худшем не хотелось и думать.

-Моя фамилия Либерзон, - наконец выдавил из себя Алекс, - Я сотрудник одного НИИ в Минске, не связанного с оборонкой. Для вас не представляю никакой ценности, так как за меня выкупа никто не даст.

Сказав это на едином дыхании, Алекс добавил:

-Дайте закурить, пожалуйста…

Бородатый чеченец небрежно кинул ему пачку «Marlboro»:

-Кури. Напоследок можно…. Ты иудей?

Стоун закашлялся:

-Я-а? Вообще-то… да. По отцу. А почему… напоследок?

Бородач рассмеялся:

-Если ты не представляешь никакой ценности, зачем с тобой возиться. Выведем во двор – и все! К тому же ты еврей!

Алекс понял, что в каждой шутке есть доля шутки и поспешил поднять свою ценность в глазах террористов:

-Ну-у, я все-таки химик. Может пригожусь для чего-нибудь. Может, яд изготовить… А по паспорту я русский.

Сидящие за столом дружно рассмеялись, затем один из них сквозь смех заметил:

-Шутнык! Яд можна съест, а можна нэт. Пуля нэ спрашиваэт – голодэн или нэт!

Все присутствующие, кроме Алекса, опять рассмеялись. Наконец главный спросил:

-Хорошо. Скажи, ты в какой области работал?

Алекс слегка замялся:

-Я-а-а? Ну, в этой, самой, - он вдруг вспомнил подходящее слово, - Органической!

Бородач удовлетворенно кивнул:

-Значит, сможешь из нефти бензин сделать?

Алекс еще раз поперхнулся, но понял, что назад пути нет:

-Вообще-то я по этой тематике не работал. Мой профиль – органические удобрения. Но-о, учитывая важность ситуации…, я попробую.

Увидев, что сидящие за столом дружно закивали, Алекс понял, что на ближайшее неопределенное время его жизнь бедет в безопасности и поспешил добавить:

-Но мне нужно посмотреть некоторую литературу и подобрать необходимое оборудование!

Бородач небрежно махнул рукой:

-Не беспокойся! Все, что тебе нужно будет, мои джигиты достанут. А сейчас тебя накормят и покажут, где ты будешь жить… Эй, Рустам!

В комнату немедленно вошел провожатый Алекса. Бородач что-то негромко сказал ему и тот почтительно кивнул, потом подошел к Стоуну и почти вежливо буркнул:

-Пайдем, надо кушат и отдыхат. Завтра будэш писат список.

Алекс почувствоал некоторое облегчение и для закрепления этого чувства попросил охранника проводить его в туалет.

Надо было привыкать к новой жизни.

¨

 

Полковник Лисицын, получив донесение об угоне самолета с агентом ЦРУ на борту был просто взбешен.

Так удачно начавшаяся операция по раскрытию шпионской сети ЦРУ на территории двух государств, Росии и Белоруссии, сулившая, в случае успешного завершения, немалве почести, награды и даже повышение по службе, по вине каких-то чеченских террористов накрывалась медным тазом. Может быть не тазом, может быть не медным, но накрывалась.

Максим Исаевич хотел было сорвать свое раздражение на майоре Окуневе, но, при всем своем желании, понимал, что тот не виноват в угоне самолета. Лисицын ограничился тем, что срочно отозвал Окунева в Москву.

-Ну, Петр Данилович, прощевай! Сработался я с тобой. Жалко уезжать. Но, думаю, что в скором времени, мы с тобой опять будем в одном ведомстве работать…, - с теплотой в голосе попрощался на перроне с Козленком майор Окунев. Козленок смахнул с уголка глаза слезу и вытащил из порфеля бутылку «Беловежской».

Учитывая важность ситуации, полковник Лисицын немедленно доложил о ЧП генералу Волкову, хотя тот уже все знал и готовил сообщение главе ведомства генерал-полковнику Медведеву, который еще не знал о случившемся, но телевизор смотрел.

Выходки чеченских террористов давно не давали покоя ФСБ и Медведев уже загодя собрал убедительный материал, с которым можно было идти на доклад к Президенту. Поэтому, когда генерал Волков доложил ему о ЧП, генерал Медведев попрсил аудиенции у Самого.

Президент молча выслушал доклад главы ФСБ, немного подумал, шевеля пальцами, потом медленно проговорил:

-Эта-а…. Чеченских террористов надо проучить. Распоясались, понимаешь. Творят, понимаешь, что хотят. Мы не позволим банде этих, понимаешь, головорезов нарушить конституционный порядок. Готовьте предложения по наведению порядка в Чечне.

Генерал-полковник Медведев радостно улыбнулся: мероприятия у него были готовы давно и даже подобраны необходимые люди.

А война все спишет. В том числе и многие странности, происходившие в этом регионе.

 

ЭПИЛОГ

 

Через несколько дней, после захвата чеченцами, Алексу выделили большое помещение, слегка напоминающее зернохранилище, для обустройства местного нефтеперегонного заводика.

Перед этим Алекс долго и упорно изучал учебники по химии, большое количество которых ему доставили из библиотеки, местного ВУЗ-а и средней школы имени Д.Дудаева (бывшая школа имени Ленина).

Алекс понимал, что от того, насколько он правильно все поймет в изучаемой литературе и насколько хорошо он помнил те сведения по химии, курс которых ему читали в школе ЦРУ, настолько долго он будет жить и, может быть, сможет при благополучном исходе вернуться в родную Калифорнию.

Через месяц нефтеперегонная установка была, как будто, готова и даже выглядела довольно изящно. На торжественном пуске собралось все руководство незаконной вооруженной группировки и почетные гости.

Тихо гудели трансформаторы, изящно блестели под лампами переплетения различных трубопроводов и никелированные поверхности емкостей.

-Запускай! – махнул рукой самый главный командир.

Алекс включил рубильник и процесс пошел. Через некоторое время в приемную емкость стала поступать прозрачная на вид жидкость.

-Надо протестировать! – внезапно сказал командир и знаком приказал одному из телохранителей принести емкость. Тот принес стеклянную банку в один литр.

-Попробуй, что получилось, - повелительно бросил Алексу главарь. Сопротивляться не имело смысла, поэтому тот взял банку и из сливного крана налил туда немного жидкости из емкости.

Еще в процессе наливания Алекс понял, что где-то ошибся, но было уже поздно – надо было идти до конца.

-Ну, что там? – нетерпеливо спросил главарь.

Алекс пожал плечами и сделал глоток из банки. Лицо его покраснело и он судорожно просипел:

-Воды!!! Дайте воды!

Кто-то принес ему банку с водой. Алекс жадно отпил половину, потом откашлялся и сипло, но задумчиво произнес:

-Тот самый вкус…, тот самый кайф…, - с этими словами он сделал еще один глоток из первой банки, потом глупо улыбнулся:

-Это спиртяга. Тоже горит… Хорошо…

От немедленного расстрела Алекса, вероятно, спасло только то, что один из бородатых боевиков одобрительно кивнул головой:

-Спирт тоже харашо. Будэм водку дэлат. Для русских.

-Тебе придется повторить все сначала, - тихо проговорил главный командир, - И если не получится на второй раз, придется тебя зарезать. Ха-ха-ха.

-Хе-хе-хе, - нервно повторил Алекс и еще отпил из банки.

Второй вариант нефтеперегонного аппарата был готов через три недели. На дворе стоял уже декабрь. В городе Грозном собирались бесчисленные митинги, по улицам сновали толпы вооруженных людей, формирования которых носили сплошь незаконный характер, генерал Дудаев грозил Москве тотальным террором. В воздухе пахло действиями по наведению конституционного порядка.

В это время Алекс в последний раз обходил свое детище – новый перегонный агрегат, который ему был очень дорог вдвойне, поскольку это был второй агрегат и в связи с тем, что он был последний.

Честно говоря, он не знал наверняка, будет ли аппарат работать или нет, но всегда хотелось надеяться на лучшее. Все же за спиной был такой опыт!

Алекс вздохнул и вопросительно посмотрел на главаря незаконного формирования. Тот молча кивнул головой.

Алекс включил рубильник и с замиранием сердца стал смотреть, как в приемную емкость начала капать прозрачная жидкость. На миг показалось, что все волнения остались позади.

-Пробуй…, - тихо сказал главный командир и Алексу вручили поллитровую банку. Тот налил полбанки и украдкой вытащил из кармана огурец. Потом резко выдохнул и залпом выпил грамм 150. Группа чеченских боевиков издала одобрительные возгласы.

Алекс молча выдохнул, откусил огурец и помотал головой:

-Оно…, спиртяга…, опять. Надо чаще встречаться…

К нему подскочили два боевика и схватили за руки. Главарь махнул рукой:

-Завтра расстреляем. Сегодня уже поздно. Есть пойдем.

Алекса бросили в подвал, где он мог бы провести последнюю бессонную ночь, но выпитые 150 спирта сделали свое дело и он заснул на каком-то старом диване, стоявшим у стены.

Наутро Стоуна разбуди громкие звуки выстрелов, уханье орудийных залпов и возбужденные выкрики боевиков на местном диалекте? В доме хлопали двери, слышался топот ног.

-Дайте поспать, сволочи! – крикнул спросонок Алекс и от звука своего голоса окончательно проснулся. Слегка болела голова, но воля профессионального разведчика не была парализована.

Алекс вскочил с дивана и подергал за ручку двери, ведущей в подвал. К своему удивлению он обнаружил, что она открыта.

Повинуясь какому-то непонятному чувству, Алекс схватил кусок белой материи, лежащей на полу в углу и, крадучись, выбежал из дому. Кругом слышались автоматные очереди и редкие взрывы. Стоун огляделся и бегом миновал двор.

Танк Т-80 бортовой номер 362 под командованием лейтенанта Малешкина продвигался к центру города боковыми улицами. Цель, поставленная перед экипажем, была предельно ясна: выйти в тыл президентского дворца и всеми имеющимися огневыми средствами подавить огонь боевиков.

Экипаж уже подстрелил две подозрительные машины и грохнул парочку подозрительных прохожих. Это поднимало настроение и лейтенант Малешкин разрешил закурить.

-Глядь, командир! – внезапно крикнул водитель, - Какой-то псих бежит навстречу с чем-то белым в руке!

Малешкин поглядел в перископ и покачал головой:

-Не нравится мне он. Слышь, Коля, мазани-ка по нему очередью!

-Так ведь вроде сдается…, - с сомнением заметил стрелок.

-Сейчас сдается, а потом гранату швырнет. Чечня – дело тонкое. Огонь!

Стрелок нажал на гашетку и резанул по бегущему короткой очередью. Бегущая фигура с разбегу шмякнулась об асфальт.

-Нет человека – нет проблемы! – засмеялся Малешкин, - Вперед, орлы!

Танк под номером 362 двинулся дальше. Патронов и снарядов было еще много.

 

*

Полковник Лисицын за проведенную операцию под условным названием «План Z» не получил ни повышения, ни порицания, однако он считал, что его несправедливо обидели. Через месяц после начала боевых действий в Чечне он подал рапорт о прикомандировании к группе сотрудников ФСБ в Чечне. Рапорт удовлетворили.

В Чечне Лисицын командовал специальной антитеррористической группой и был награжден орденом Боевого Красного Знамени.

 

Майор Окунев получил устное поощрение начальства «за удачно разработанный план по разоблачению вражеской агентуры» и был представлен к очередному воинскому званию. Приказ пока не утвержден.

 

Майор Козленок получил порицание от руководства за провал операции и лишен премиальных за квартал.

 

Полковник Дриллер оставил службу в ЦРУ «по состоянию здоровья». После отставки он посвятил себя изучению проблемы безопасности на буровых вышках.

 

Командир незаконного вооруженного формирования Ахмед охранял дворец президента до последнего патрона и был убит шальной пулей. Перед этим боевик его отряда подбил танк с бортовым номером 362.

 

Группа спецназа, захватившая один из пригородных домов, была несказанно удивлена, увидев в одном из хозблоков огромный самогонный аппарат. Командир отряда распорядился взорвать агрегат, но приказ почему-то отменили.

Бойцов соседних воинских подразделений с тех пор часто видели пьяными.

 

Один из чеченских командиров Тагир поехал в командировку в Польшу, дабы договориться с местной диаспорой о поддержке. Чисто интуитивно он захватил с собой тетрадь захваченного пленника с какими-то таинственными формулами.

В Польше он показал записи какому-то местному химику, который, после их изучения предложил Тагиру 100 (сто) тысяч долларов, которые тот взял (на поддержку освободительной борьбы).

Через некоторое время в Польше выпустили стиральный порошок «Дося», а затем лицензию продали на Запад.

Порошок стирал хорошо.

 

В газете «Вечерний Минск» появились две интересные заметки:

«В Республиканской прокуратуре возбуждено уголовное дело в отношении гражданина Задрипы А.А. – владельца кафе «Дупло», расположенного на трассе Минск-Витебск.

Как установило следствие, на протяжении последних шести месяцев гр. Задрипа А.А. систематически вел обвес клиентов, допускал использование некачественных продуктов и суррогатной водки.

Гражданин Задрипа А.А. полностью сознался в содеянном.»

 

«Вчера сотрудники поста ГАИ на шоссе Орша-Минск были весьма удивлены появлением на придорожной полосе двигающегося в сторону Минска танка Т-34.

Несмотря на неоднократные знаки остановиться, танк продолжал движение и скрылся по проселочной дороге в лесу.

Через некоторое время танк был обнаружен с патрульного вертолета.

При осмотре, внутри кабины нашли водительские права с открытой категорией на право управления мотоциклом на имя Василия Стукача, 1979 г.р.

Ведется следствие.»

*

 

Литовский негр Джон Браунис был выпущен из мест лишения свободы через пять лет и, выйдя на свободу, женился на коренной минчанке Маше Брунич. Через год у них родился сын.

Да здравствует дружба между народами!

 

Конец